— Если бы мы внимательней присматривались к природе и почаще отказывались от предвзятых идей, то, наверное, уже обрели бы бессмертие,— снова перешел на иронический тон Никишин,— а пока только «Ну-ну!».
— У тебя есть конкретные идеи? — отпарировал биолог.
— Идеи носятся в воздухе. Вам остается лишь выловить их, а вы только чешете затылки,— разозлился геолог, видя, что его не хотят понять.— Аборигены интуитивно осознали, что бессмертие не растянутое до бесконечности старение, а биологический цикл. Казалось бы, ясно. Клетка, поделившаяся пятьдесят раз, теряет свою жизнеспособность. Поскольку смена клеток в человеческом организме около четырех лет, то и пределы человеческой жизни — двести лет! Чтобы произвести обновление, или попросту помолодеть, нужно изменить генетический код клеток, чтобы они получили вновь возможность делиться. И что же? Кто-нибудь исследовал это направление?
— Это еще требуется доказать,— спокойно возразил Ананьин и машинально почесал затылок.
Зал грохнул от хохота.
— Вот, вот,— усмехнулся Никишин.— Пока мы доказываем, необразованные аборигены нашли какой-то способ воздействия на гены и преспокойно омолаживаются.
— Ты это серьезно, Николай? — вскочил с места Леонид Журавлев.
— Походи с мое, сам убедишься. Был старик, смотришь — молодой! Особенно вожди. Их легче различать. Те же амулеты на груди. А главное, взгляд ироничный, торжествующий! Так и кажется, что произнесет ехидно: «Стареешь, долгоживущий? Посмотрим, сколько ты протянешь...»
— Ведь это твои фантазии, Никишин! — запальчиво произнесла Марина — Просто титул вождя наследует сын. Они часто так и именуются: сын Таа Киты, сын Бари Маты.
— Фантазии... У настоящих сыновей нет такого сходства! И потом... Разве не чувствуешь, как на тебя смотрит человек, знающий тебя, или видящий в первый раз. Извини, это надо испытать на себе. И потом... Ты когда-нибудь видела, чтобы они хоронили вождей?
— Но они сами уходят, когда состарятся, как слоны, почуявшие близкую смерть. У них такой обычай. Их сопровождает свита, которая затем возвращается, оставив старика умирать в долине смерти. И это касается не только вождей, но и всех уважаемых соплеменников.
— Зато женщин они хоронят нормально, как все люди.
— Естественно. Женщин у них рождается больше.
— И потому мужчин надо беречь! — засмеялся Николай.— Ладно, мне надоело вас убеждать, да и время дискуссий закончилось. Время обедать.
— Никишин прав,— сказал за обедом Байдарин Леониду.— Мой знакомец Шибу Ши уже второй раз меняет кожу. Опять ходит, как новенький. Трудно спутать с другими, тем более он относится ко мне доброжелательно. Поглядывает на меня сочувственно. Потом, смотришь, на крыльце появляется связка рыбы или кусок мяса, завернутый в листья.
— Еще бы не прав,— задумчиво проговорил Куравлев.— Помнишь, Уро Юа, верховного жреца? Тоже недавно помолодел. И все-таки непонятно, почему они не хотят с нами разговаривать, не хотят общаться?
— Кто их знает? Сам помнишь, как это было. Когда жрецы и вожди узнали, что мы не бессмертны, наложили табу на общение с нами. Зачем? Может, боятся, что мы чему-то научим их соплеменников и те станут более уважаемыми. Тогда прощай власть: могут выбрать другого вождя. А так дождутся, пока мы умрем, и все останется по-старому.
— Примитивно, но логично,— согласился Журавлев.— Знать бы, что они используют для воздействия на генный аппарат?
— Уж, наверное, не твои штаммы, Леонид,— пошутил Байдарин.
— Не ехидничай, Сережа. Есть в здешних вирусах своя загадка. Уверен, если бы удалось взять пробы из их города мертвых, получил бы вирусы с необходимой активностью. Но, сам понимаешь, попасть туда невозможно. Табу есть табу.