— Ну не люблю я его, Лада Борисовна. Нет у него ни широты характера, ни смелости. Пресный он какой-то, а меня тянет к романтикам. Вот Никишин, например. Крепкий, бодрый, всегда с выдумкой. Этот не будет киснуть, или вот Володя Седельников, непоседа и торопыга...
— Ушла бы, раз не любишь. Это ведь нехорошо. Зачем зря человеку голову морочишь? Может быть, ты больше нужна тому же Никишину. Прости, но ты, выходит, такой же кисель, как твой Яков Самойлович!
— Жалко мне его, да и к кому пойти? Никишин на меня и не посмотрит, разве что танцевать пригласит. Седельников гордый, Байдарин — женат!
— Ты, дорогая моя, как-то по-мещански рассуждаешь. Отлично знаешь, что никто из наших мужчин не подаст и вида, пока ты замужем. Сначала уйди, тогда и тебе виднее будет.
Над входом замерцала лампочка. Кто-то настойчиво просил разрешения войти.
— Ну вот и здесь от него покоя нет,— вставая, сказала Эстелла.—Едва она сняла блокировку, как дверь поползла в сторону и на пороге появился Омелин.
— Здравствуй, Эстелла. Я к Ладе Борисовне.
— Заходите, Тихон Арсеньевич. Мы как раз ужинать собрались.
— Эх, Лада Борисовна! Что же вы так? Выходит, опоздал. А я для вас постарался. Возьмите вот, специально...
— Что это? — ощупывая пакет, спросила Панаева.
— Патисса, здешняя разновидность небольшой козы. Мясо нежнейшее!
— Вот еще,— отстранилась от пакета Панаева.— Что я, исключение? Сдайте на кухню, Тихон Арсеньевич, и чтобы я больше не видела.
— Так вы напрасно. Охота была удачной. Всем хватит. Опять же на вас загадывал. Мне сказали, день рождения у вас, Лада Борисовна.
— Какой день рождения? Кто сказал?
— Так ведь электроника не обманет.
— Подождите, какой у нас месяц?
— Азар. Как раз, когда Байдарин женился и, помните, ягоды приносил. Азар этот самый.
— Я по земному календарю спрашиваю, Тихон Арсеньевич.
— Так ведь июль, Лада Борисовна.
— Июль? А число?
— Двадцать шестое.
— Что же вы мне раньше, Тихон Арсеньевич? На этой планете не замечаешь, как время летит. Вроде прожили два года, а на самом деле семь. Это же сколько мне стукнуло. Пятьдесят два? Да... Что называется, засиделась в девках, никто теперь замуж не возьмет,— она лукаво подмигнула Сандаловой.
— Ну, Лада Борисовна, это вы на себя напраслину... Вам до настоящей старости еще столько прожить надо. Да и то бывает: выходят замуж и после ста...
— После ста, Тихон Арсеньевич, на пенсию уже выходят, а не замуж...
Разговаривая, Панаева нарезала небольшими кубиками мясо, посыпала их специями и сунула в калорифер. Затем извлекла картофель, очистила и также нарезала мелкими кубиками. В ход пошли лук, чеснок и снова специи. Минут через шестнадцать небольшой столик был загружен всякими яствами, но почетное место занимал керамический сосуд, из которого вился легкий парок, распространяя на всю каюту аппетитный запах... На огонек забежала конструктор планетных средств Заира Лебедева.
— Ого! Что здесь у вас происходит?
— А вот, Тихон Арсеньич пришел сватать Ладу Борисовну! — пошутила Сандалова.
— Серьезно? — черные брови Заиры шевельнулись, будто птица взмахнула крыльями, а темные глубокие глаза, не мигая, уставились на Омелина.
— Вполне,— поддержал шутку охотник.
— Тогда я сейчас.
Заира выскочила из каюты и помчалась по коридору. Панаева укоризненно посмотрела на Эстеллу.
— Ты что еще выдумала, девочка? Чует мое сердце, что ты этой шуткой поставишь нас с Арсеньичем в глупое положение. Надо же знать Заиру - у нее доброе сердце и горячая восточная кровь.
Лада Борисовна оказалась права. Лебедева вернулась с коробкой, в которой было упаковано шампанское. На коробке можно было прочесть шутливые подписи и автографы...
— Это у меня самое дорогое,— сказала Заира Антоновна. — Мои друзья накануне нашего полета ушли к дельта Волопаса. Мы должны были встретиться... Это их подписи...
— Заирочка, родная,— растерянно начала Лада Борисовна,— мы ведь просто...
Она смешалась, не зная, что говорить и не желая больше продолжать шутку, которая в такой ситуации могла бы больно обидеть экспрессивную женщину.
— У нас не свадьба, а просто сговор,— вставил Омелин.— Я ведь поклонник старинных традиций, Заира Антоновна. Раньше было принято сначала оговорить условия совместной жизни, чтобы потом ни с одной стороны не было претензий...
Лебедева улыбнулась и обняла Панаеву.
— Да бросьте вы эти китайские церемонии. Взрослые люди, а играете в какие-то условности. Я на твоем месте, Ладушка, и минуты бы не раздумывала. Охотник, добытчик в доме... А ты ведь любишь поесть...
Панаева беспомощно, оглянулась на Омелина. Шутка становилась слишком серьезной, но Тихон Арсеньевич повел себя странно.
— Ай да сваха,— сказал он, подмигнув Панаевой.— Соглашайтесь, Лада Борисовна, что тут теперь поделаешь?
— Нет, вы посмотрите на них! Прямо осада какая-то! И подумать не дают!
— Что же тут думать, Ладушка? Ты у сердца спроси. Был бы мой лебедь здесь и секунды бы не думала.
— Ты мне не говорила... Он ушел на «Альтаире»?
Заира оставила Панаеву и уселась в кресло.