Глухая рамень

— Все мешки распорол, черт, — ругался он, — с полмеры овса съел… Подержите его, ребята, я подберу овес… Я тебя, черта! — погрозил он Орленку. — Подержите, ребята.

— Да нам некогда… мы пойдем. — И возчики, оглядываясь, пошли восвояси.

Якуб озлился, позеленел:

— Глазеть есть когда, а помочь — некогда… Трусы! Хоть ты, Петр Николаич, подержи… Я сию минуту.

Вершинин заглянул в глаза Орленка: в их синем омуте блуждали дикие красные огни. Стало страшно с ним остаться наедине, но отказаться было нельзя. И вот Вершинин, сурово покрикивая, держит дрожащей рукой под уздцы. Мимо проезжала пустая подвода. Орленок увидел, заворочал белками, завизжал так, что задрожали бока, и, вдруг поднявшись на дыбы, вскинул передние копыта над самой головой лесовода. Тот выпустил из рук повод и покатился кубарем под ворота, — если бы не расторопность Вершинина, быть бы ему с клеймом: именно в этот миг Орленок взыграл кованым задом, — дощатые ворота треснули, — и понес вдоль улицы, всюду поднимая панику. Бежали от колодца бабы, ребятишки, катавшиеся с ледяной горы. Бросив бельевую корзину и размахивая руками, жалобно визжала на дороге девка, застигнутая врасплох. Из окон, из ворот, из-за углов пугливо высовывались головы мальчишек. Орленок облетел весь Вьяс и на конце улицы остановился: на снегу лежала оброненная кем-то охапка сена, а подле нее стояла Катя Горбатова, пересчитывая на стебле коновника вызревшие сухие пистонки семян.

Орленок потянулся к сену, Катя взмахнула длинным стеблем и шла прямо на лошадь. Из калитки противоположного дома выскочила Ариша — без шубы, без повязки, она бежала, чуть не падая… Орленок косил глазом на девочку и украдкой подворачивал зад. Он уже поднял одну ногу, пружинисто сжав в колене, точно прицеливаясь… В тот момент, когда Ариша, схватив Катю, бросилась в сторону, ослепительно сверкнули кованые копыта.

Подбежавший Якуб изловчился как-то схватить его за уздечку и повис на морде, — из цепких рук Якуба Орленок не вырвался. Вершинин подивился мужеству и ловкости Якуба.

Когда Якуб увел Орленка, а Ариша унесла Катю, голыми руками выхватив ее из полымя, и села на крыльцо, подошел Вершинин. Ему было вдвойне стыдно: почему он бросил поводок, когда Орленок поднял над его головой копыта? Почему не он, а другой человек поймал жеребца?..

— Ариша, какая ты… смелая, — сказал он.

— Когда тут думать: одна секунда и — смерть, — не поняла Ариша. — Она еще совсем ребенок, глупышка.

Он не знал, что и сказать ей в эту минуту умиления, жалости, восторга и стыда.

— Ты не бережешь себя… Холодно. Иди домой.

Ариша обхватила Катю обеими руками и принялась целовать, прижав ее к груди.

На обратном пути Вершинин повстречал Филиппа. Тот — черный, большой — шагал серединой дороги, неуклюже выбрасывая в стороны истрепанные, черные от угольев лапти, сердито хмурясь. За несколько шагов он снял перед лесоводом шапку и, опустив голову, хотел пройти мимо. Вершинин остановил его:

— Что, Филипп? Сожег уголек-то?

Углежог тяжело вздохнул — это был вздох кузнечного меха.

— Эк-ка-а, — октавой протянул он. — Беда-а… Прямо беда-а. Двадцать кулей сгорело… первосортного!

— И как же теперь?

— Да ить как же, — Филипп развел руками, — не знаю, что и придумать. Голова кругом идет, места себе не нахожу… тоска… прямо убил бы того, кто этот слух пустил. Узнаю — все равно убью… вот до чего дело доходит!..

— Всегда так, — ворчал лесовод, — работают люди хорошо, для дела иногда себя не щадят, а как чуть коснется поближе, так и работу бросают и добро портят… Бегут за спичками, за керосином, а общественное добро хоть все сгори — не жаль…

В голосе его слышал Филипп обиду за людей и стыд.

— Да, темны мы, Петр Николаич, темны… Медведи мы с Кузьмой-то… вот что… и весь секрет тут темнота.

— Да я не только о вас, и не только в темноте дело. — Будто успокаивая Филиппа, Вершинин сказал: — Кирпич вам нынче посылаю, а печники придут завтра…

— Ну вот и гоже. Спасибо за хлопоты. А насчет угля не сомневайся: мы с Кузьмой нагоним… Слышь, что ли? Нагоним!..

Глава III Как падают сосны…

В сто девятую кулису, которую требовалось разделать экстренно, Вершинин направил коробовцев и сам на другой день поехал проверить.

Артель Семена Коробова в пятнадцать человек, работая парами, тройками, валила столетний сосняк и ельник, лишь не трогая сосновые семенники, отмеченные инструктором. По временам слышались громкие предупреждающие возгласы, затем раздавался хруст ломающихся сучьев и точно выстрел — удар по земле стволом. Эхо ухало гулко, протяжно, и вслед за ним начинали тукать топоры-дятлы: ко-об, коб, ко-об, коб…

Семен работал без шубы, несмотря на крепкий мороз; согнувшуюся спину его, вспотевшую и мокрую, покрывал иней, на русой бороде висели сосульки. Увидав Вершинина, он выпрямился и, стоя под высокой стройной сосной, приветно щурился; в глазах, острых и наметанных, светился здоровый блеск, словно ему только сейчас принесли из деревни радостное известие.