Глухомань

Не скажи он этой фразы — все пошло бы по-другому. Не только тогдашний разговор наш, но и все последующие события. Все, убежден. Но он — сказал, и я сразу же понял, с какой целью затеян этот поминальный спектакль. Они искали Вадима, искали в поспешности и, как мне показалось, в панике. А это означало, что Вадим знал нечто такое, что представлялось им крайне опасным и что должно было с ним вместе заглохнуть навсегда. И куда-то подевалось то внутреннее, сковывающее напряжение, я мог улыбаться, отвечать шуткой на шутку и принял игру Спартака, потому что, как мне показалось, понял ее правила.

— Садись. Нормально поедим, нормально закусим. А что касается поисков Федора, я готов соответствовать тебе всеми силами.

Спартак глянул на меня несколько подозрительно — вероятно, почувствовал внезапную метаморфозу, перевернувшую все в моей душе, и занял свое место за столом.

— У тебя есть хотя бы предположения, где Федор может скрываться?

— У тебя в лагере, — сказал я, лучезарно улыбаясь. — Верю, что ты об этом можешь и не знать. Искренне верю и буду искренне рад, если ошибаюсь относительно твоей осведомленности.

— Радуйся, — он улыбнулся в ответ. — В спортлагере его нет и не было. Как, по-твоему, он мог улизнуть из нашей Глухомани?

— А почему бы нет?

— Да вроде все схвачено надежно, — вздохнул он.

— А проселки? Попутные машины? Автобусы, наконец? Скажи откровенно, у него деньги есть?

— Есть, — признался Спартак, основательно подумав перед тем, как сказать. — Ведь это он убил Хромова и забрал весь куш.

— А из чьего кармана этот куш?

— Не знаю, — буркнул Спартак, разливая коньяк. — Знал бы, так Федор давно уже жарился на том свете. Да ладно, не стоит этот подонок нашего разговора. Давай еще раз за то, чтобы наша земля пухом была для настоящего мужика Андрея Кима. А потом я тебе кое-что скажу. Не чокаясь.

Выпили, зажевали. Спартак молчал.

— Ну?

— Что? — он встрепенулся. — Прости, задумался. Так об Андрее. Его похоронят на аллее Героев, я уговорил Хлопоткина и всю его демократическую ораву. Да и не где-нибудь, а рядом с нашим первым глухоманским героем Славиком — там местечко каким-то чудом уцелело. Это нелегко было провернуть, признаюсь, но решение принято, послезавтра — торжественные похороны. Я ведь и с командиром полка договорился. Он выделяет автоматчиков и взвод для почетного марша. Вот после этих торжественных похорон мы с тобой и потолкуем, где и как искать Федора. Лады?..

Быстренько налил и быстренько чокнулся. Будто ставил точку.

А я выпил как-то машинально, что ли. Я подумал вдруг о странных совпадениях в жизни, которые иначе, как мистикой, и не назовешь. Это ведь Андрей привез в Глухомань пустой цинковый гроб, который стал для Глухомани первым «грузом-200» и отсчетом павших в Афгане и Чечне глухоманских парней. А теперь ляжет рядом с ним под номером «два». А по сути — под первым номером, потому что первый — пустышка. Как в домино…

4

Андрея хоронили через два дня, как и сказал Спартак, и таких похорон наша Глухомань не видела, пожалуй, никогда. Была масса венков (самый роскошный — от Юрия Денисовича Зыкова), троекратный салют автоматчиков и торжественное прохождение взвода при склоненном знамени. Народу было великое множество, я стоял возле Лидии Филипповны, чтобы помочь в случае нужды, хотя на соседней аллее дежурила неизвестно кем вызванная машина «скорой помощи». А Танечка — где-то неподалеку, как мне казалось (в начале церемонии я еще видел ее, но потом Танечку куда-то оттиснули, когда стали возлагать венки). И хоронили Андрея Кима рядышком с могилой, в которой был торжественно закопан пустой цинковый гроб. Который лег в основу всего нашего глухоманского геройства в чеченской войне.

А до этого было множество речей. Из Москвы приехали аж две делегации воинов-афганцев: одну прислал комитет афганцев, а вторую — воины-десантники. Уж не говорю про бывший совхоз, а ныне акционерное общество, не говорю о школьных друзьях, не вспоминаю вообще о глухоманцах, которых было, как никогда прежде. Кроме них оказалось множество официальных, общественных и всяческих иных организаций не только из области, но даже из Москвы. И когда я увидел это необычайное для глухоманских похорон многолюдство со скорбными лицами и венками, я подумал, что прощаются не просто с подло взорванным в машине хорошим, смелым и добрым парнем, но в большинстве своем исполняют чье-то указание, играют спектакль все того же неизвестного мне, но весьма даже расчетливого режиссера.

Впрочем, подумать-то подумал, но мне было не до размышлений. Лидия Филипповна еле держалась на ногах, медсестра из «скорой помощи» капала ей какие-то капли, а я поддерживал ее, потому что самостоятельно она бы не устояла.