Глупец

— Я в порядке, — прошептал он. — Просто немного болит, — он гладил меня по бедру, затем по спине, забрался под рубашку, после — под майку, пока не коснулся моей кожи. У меня перехватило дыхание, и он остановился.

— Нет, — сказала я, целуя его в губы. — Я не хочу, чтобы ты останавливался, Кейн, — он посмотрел на меня, в его больших глазах явно читался вопрос, была ли я уверена. — Ты веришь мне, — тихо сказала я. — А я верю тебе. Я никогда прежде не хотела разделить эту часть себя с кем-либо, — он внимательно смотрел на меня, заставляя мои внутренности гореть огнем. Я не хотела говорить ему, что это запрещено, что это грех в глазах моей властной бабушки, не сейчас. — Я хочу, чтобы это был ты, Кейн МакКарти.

Не закрывая глаз, он нежно поцеловал меня.

— Ты уверена?

Я поцеловала Кейна, подражая его движениям, затем отстранилась.

— Я никогда не была так уверена.

— Я привел тебя сюда не для того чтобы соблазнить, — тихо сказал он.

— Но ты соблазнил, — ответила я, робко улыбнувшись. — Я с абсолютной уверенностью могу тебе сказать, что я на сто процентов соблазнена.

Он улыбнулся, встал с дивана и потянул меня за собой. Нагнувшись, поднял свечу, которая так соблазнительно пахла, взял меня за руку и повел меня в комнату — ту самую, где он лежал после драки. Там он поставил свечу на тумбочку, завел меня внутрь и закрыл за нами дверь.

Почему же я не волновалась? Почему не было потока страшных воспоминаний? Было ли это от того, что Кейн был прав? Что мы с ним оба были правы? Правы в том, что мне нужно было довериться лишь одному человеку.

Когда дверь в комнату закрылась, я забыла, что такое страх и ужас.

19. Кейн

Черт, что я творю? Часть меня знала, что мне нужно остановиться. Просто встать и выйти за дверь. Выйти на улицу и, черт подери, остыть.

Харпер потянулась ко мне, она взяла меня за руку и ее маленькие, нежные пальчики растворились в моей большой руке, а глаза были похожи на два океана. Она просто стояла, затем стала медленно приближаться. Я почувствовал запах цветочного шампуня, когда Харпер заправила волосы за ухо.

— Раньше мне не хотелось, чтобы ко мне прикасались, — сказала она тихо. — Теперь я хочу.

В эту самую секунду я пропал. Всего три слова — и я, черт возьми, пропал. Я взял ее лицо в свои ладони, рассматривая каждую черточку лица, затем поцеловал, так страстно и голодно, как будто не ел уже несколько недель. У нее были полные губы, мягкие, податливые, неопытные, но она целовала меня так же, как и я ее, полностью имитируя мои движения, пробовала там же, где пробовал я. Харпер положила руки мне на грудь, затем переместила их на живот, в тот момент я был совершенно потерян, от этого смелого движения мне даже пришлось проверять себя, не сплю ли я, жив ли я вообще. Я отстранился, она посмотрела на меня и улыбнулась, такую улыбку я еще не видел, ведь она не была сломанной, она была настоящей и предназначалась только мне.

— Мне нравится, как ты меня целуешь, — призналась она. Даже при свете свечи я увидел, что ее щеки покраснели. Она опустила глаза вниз, затем обратно. Застенчиво. Храбро. В ее глазах горело желание.

Я наклонил голову, провел губами по ее губам, коснулся пальцами ее ключицы, затем спустился к рубашке, расстегнул, сбросил с ее плеч прямиком на пол. Я касался ее так легко, как мог, она казалась такой нежной, маленькой. Недолго думая, Харпер последовала моему примеру: нащупала пуговицы на моей рубашке, расстегнула их все до единой. Прямо как я.

Она распахнула мою рубашку, от вида синяков и гематом вокруг моих ребер у нее расширились глаза, она нежно касалась синяков, ее рука скользнула на мой живот, изучая пресс. Затем посмотрела на меня, обняла за шею и притянула к себе.

Я поднял ее на руки, было чертовски больно, но мне было все равно. Она почти ничего не весила, но мои сломанные ребра еще не срослись. Харпер смотрела на меня широко раскрытыми глазами, я положил ее на кровать, но ее руки так и не покинули мою шею, а губы все еще были на моих губах. Мы делили один воздух, одно пространство на двоих. Мы могли бы быть одним целым.

Лежа рядом, я почувствовал, что ее поцелуи становились такими же голодными и страстными, как и мои, и когда я скользнул рукой по ее бедру, ощущая кожу под тонкой тканью, она придвинулась ближе и застонала. Я скользнул под ее майку, у нее была мягкая, никем не тронутая кожа, я засомневался, потому отстранился, пытаясь найти ответы на волнующие меня вопросы, при этом не произнося их вслух, я искал одобрения в ее глазах.

Харпер села, сняла через голову майку и бросила на пол, затем потянулась к моей майке, и я позволил снять ее с меня, затем она притянула меня к себе, и я вновь подчинился.

Наши губы были как будто кусочками паззла, когда ее пальцы скользнули по моей спине, изучая мои шрамы, я почувствовал, что исцеляюсь. Это было чертовски приятно. Как будто я всю жизнь ждал лишь ее, просто чтобы доверить ей самые темные частички моей души. Она видела эту темноту и принимала ее. Я поглощал ее часть за частью и все равно этого было недостаточно.