Глупость современных философов

«В древней Греции был такой философ Гегесий (ок. 320-280). Он получил прозвище Пейситанатос, что означает «проповедник самоубийства» или «учитель смерти». Гегель писал: «Гегезий (…) довольно часто повторял: “Нет полного счастья. Тело мучимо многообразными страданиями, и душа страдает вместе с ним; поэтому безразлично, выберем ли мы жизнь или смерть. Само по себе ничто ни приятно, ни неприятно” (…) “Редкость, новизна или пресыщение удовольствием вызывает у одних удовольствие, а у других неудовольствие. Бедность и богатство не имеют никакого значения в отношении приятного, ибо мы видим, что богачи имеют не больше радостей, чем бедные. Точно так же рабство и свобода, аристократическое и неаристократическое происхождение, известность и отсутствие известности безразличны в отношении приятного. Лишь для глупцов может поэтому иметь значение жизнь; мудрецу же безразлично жить или не жить” (…) Всеобщность, вытекавшую для Гегезия из принципа свободы индивидуального сознания, он формулировал как отличающее мудреца состояние полного безразличия; это безразличие ко всему, представляющее собою отказ от всякой действительности, полнейший уход жизни в себя, является конечным выводом всех философских систем подобного рода. Легенда рассказывает, что царствовавший тогда Птолемей запретил Гегезию, жившему в Александрии, чтение лекций, потому что он вызывал во многих своих слушателях такое равнодушие к жизни, такое пресыщение ею, что они кончали самоубийством (…)».

«По мнению Гегеция, – резюмирует Ю. В. Согомонов, – жить стоит лишь тогда, когда заранее известно, что сумма ожидаемых от жизни наслаждений будет превышать сумму приносимых ею страданий. Но стоит только заняться моральной арифметикой, как непредубежденный, по Гегецию, человек, немедленно придет к неутешительному выводу: фактически жизнь дает больше страданий, чем наслаждений. Простой расчет убеждает, как только баланс составлен, что жить не имеет смысла и необходимо, пока еще не поздно, уйти из жизни. Согласно преданию, рассказанному Цицероном, лекции Гегеция в Александрии были запрещены, так как способствовали частым самоубийствам».

Диоген Лаэртский отмечал, что гегесианцы фактически стирали грань между жизнью и смертью. Для них, писал он, «предпочтительны как жизнь, так и смерть», «сама жизнь для человека неразумного угодна, а для разумного безразлична». В другом переводе последняя мысль Гегесия звучит резче: «Лишь для глупцов может поэтому иметь значение жизнь; мудрецу же безразлично жить или не жить» (…). Ну что можно сказать: язык без костей или мозги набекрень.

Гегесий, к сожалению, не один такой. На другом конце Земли, в древнем Китае Лао-цзы утверждал, что для нас небытие предпочтительнее бытия: "Тот, кто не заботится о том, чтобы жить, мудрее того, кто ценит жизнь".

«Язык без костей или мозги набекрень», с высоты своей мудрости оценивает Лобашов рассуждения Гегесия и Лао-Цзы.

Но вот что интересно. Гегесий учил: «Лишь для глупцов может иметь значение жизнь; мудрецу же безразлично жить или не жить». То есть, тут он не призывает к смерти, а всего лишь говорит о безразличии, равенстве жизни и смерти. А Лао-Цзы по словам Лобашова «утверждал, что для нас небытие предпочтительнее бытия», то есть напрямую призывает к смерти. Но кончали жизнь почему-то слушатели Гегесия, а не Лао-Цзы. Может быть, Лао-Цзы не читал лекций? Или читал их более подготовленным слушателям? Лобашов на это внимания не обращает.

Эффект лекций Гегесия говорит лишь о том, как способна философия и хороший оратор влиять на неподготовленные умы. Но в принципе, в корне, и Гегесий и Лао-Цзы правы в том, что жизнь как таковая, жизнь вообще, и каждого отдельного индивида, и даже всего вида не имеет какого-то особого значения, данного ей от природы. Во всяком случае, никто ещё этого значения не выявил. Что-то ни от Лобашова, ни от какого-либо другого философа или учёного не найдено ни одного труда, в котором бы высказывалась великая скорбь по исчезновению хотя бы неандертальцев, или каких-либо других представителей биологической жизни на планете. Нет, сухая констатация фактов: были, вымерли, и всё. Вот и всё значение их жизни. Мы больше жалеем об исчезновении динозавров (они ведь такие милашки), чем об исчезновении неандертальцев или других народов, которые некогда населяли Землю.

Поэтому как бы не возмущался Лобашов, как бы не хотел какого-то особого значения для своей жизни, но действительность такова, что никакого особого значения нет. Жизнь самоценна сама по себе, даже без всякого значения. А вот личное значение и личную цель жизни каждый должен определять сам. Но даже в этом случае жизнь одного может не иметь никакого значения для другого.

Балашов здесь похож на разгневанного ребёнка, у которого отняли любимую сказку, которому сказали, что Деда Мороза не существует, похож на боговеров, которых лишили богов, и которые в ужасе думают, что без богов жить невозможно.