Гнет

Мы были в шоке, мы просто не могли в это поверить: как это может быть возможно, чтобы с палкой и на пулеметы?!.. А их, бедненьких, когда в атаку гнали, говорили: «Вы предатели Родины, и если вы хотите, чтобы товарищ Сталин простил вас, вы должны искупить свою вину кровью,… а винтовки вам ни к чему, говорили им, — вы все равно стрелять не умеете»… Так их же даже и не хотели учить этому,… их сегодня на фронт забрали, а завтра — без оружия в бой погнали со словами: «оружие добудете в бою».

А часто с оккупированной территории совсем детей на фронт забирали. Когда мы хоронили убитых тут наших солдат и переписывали их документы — мы ужасались: среди них были солдаты 1929 года рождения,… посчитай, сколько им было лет, если они погибли в 1944 году!

…Сейчас, когда я уже знаю правду о том, что люди, волей обстоятельств оказавшиеся в оккупации, считались пособниками врага, а позорное клеймо «житель оккупированной территории», даже после Великой победы мешало этим людям ощущать себя в своей родной стране полноправными гражданами, рассказ бабы Кили о том, как безобразно обращались с нею наши, советские офицеры, а также о том, как безжалостно обращались с людьми, призванными в армию с бывших оккупированных территорий, я бы воспринял, как и полагается. Но тогда, слушая бабу Килю, меня не покидало неприятное ощущение, что она сгущает краски, что в моей стране такого просто не могло быть. Я не мог в это поверить, и когда баба Киля, разнервничавшись, замолчала, я тоже, не зная, что сказать, молчал. Молчание длилось долго. Наконец, немного успокоившись, баба Киля вновь заговорила.

— А меня тогда чуть ли не под зад, выгнали те офицеры из своего кабинета, и поплелась я сквозь слезы не видя куда: жить мне тогда без деда Вани не хотелось — и опорой и защитой он для нас был… Я думала, что больше никогда его не увижу,… а нам ведь даже с ним попрощаться на дали. Заболела я тогда сильно — думала, не выживу. Спасибо Анечке с Ниной — выходили они меня… А сами они, после того, как в течении нескольких месяцев в ледяной воде собирали наших убитых солдат в плавнях, а потом стаскивали их к месту захоронения, раздевали и хоронили их в братской могиле — тоже заболели,… очень сильно заболели. Нина долго по ночам спать не могла: облепленные и обглоданные раками трупы наших солдат ей постоянно снились, она металась, кричала и плакала по ночам, а Анечка после этого своих деток иметь не могла и мучилась она долго,… да и умерла она рано — и до пятидесяти лет не дожила, — добавила баба Киля через секунду, взглянув на меня затуманенными от горя глазами.

— В этот же период на фронт были отправлены и мои братья, — вновь продолжила свой рассказ баба Киля, — Сеня, у которого Советская власть выкинула на улицу из его же собственного дома четверых его маленьких детей с женой — бабой Верой — умер в Германии от ран, полученных в бою за город Бранденбург. Алексей — тоже погиб в той войне. Его, также как, и жившего вместе с ним в селе Гребенники — Родиона, до этого раскулачивали. У него осталось тогда трое детей — все девочки: Маша, Вера и Мотя. Мужики с его села, которые вместе с ним воевали, рассказывали, что после того, как наши войска освободили село Гребенники, их всех тут же на фронт отправили, и Алексей подорвался на мине, освобождая какое-то село в Молдавии.

А мой самый младший брат — Федя, отвоевав сначала на Финской войне, потом эту войну прошел, и, к счастью, он живым домой вернулся — он был всего лишь контужен. Но к нему другая беда прицепилась: с войны он с орденами пришел и с медалями всякими, и ему почему-то в голову взбрело, что он сможет вернуть бабе Вере — жене своего погибшего на войне брата Сени, тот отцовский дом, из которого, как ему тогда «казалось», — несправедливо ее выгнала Советская власть. Он, глупенький, в поисках справедливости стал письма в разные инстанции писать, по начальству ходить и, видимо, кому-то что-то не то сказал: ночью к нему в землянку приехал «воронок», и его забрали. Почти месяц его тогда в камере «уму-разуму» учили, и это просто счастье, что он домой живым вернулся. После этого Федя больше не добивался справедливости…

После войны Федя какое-то время жил в своей землянке в Гребенниках, а потом он собрал свою семью и переехал сюда — в Ткачевку, на голое место, поближе к нам. Он потихоньку свой дом тут построил, и живет в нем до сих пор. Сын его младший — Коля, Николаевское мореходное училище закончил и работал на кораблях дальнего плавания, а Вася — его старший сынок, во время головки в 1934 году недоношенным и ослабленным родился и переболел менингитом. К счастью, он выжил тогда, но у него сейчас с головой проблемы очень большие.

Братья твоего деда Вани — Вася и Коля, как я уже говорила — тоже воевали. Судьба их ужасна: они погибли,… Коля погиб в Венгрии, а Вася пропал без вести в июне 1944 года. Про двоюродных братьев и сестер я уж тебе и рассказывать не буду — столько горя в нашем роду было, что оплакивать их всех — слез не хватит.

Боже!.. Боже!..