Гнев

– Нам здесь больше делать нечего. Не хочешь пройтись? – спросил Гай немного неожиданно для себя самого.

– Давай, – она пожала плечами. – Ваше мероприятие напоминает мне церковь стартапов в Сан-Франциско.

– Что?

– Ну, типа ничего святого.

Они двинулись к выходу из библиотеки и, с трудом протиснувшись сквозь толпу, вышли наружу через главный вход к фонтану. Гай сорвал два раскрывшихся цветка розы с куста и сунул их в карман пиджака.

В ясном черном небе висела почти полная луна, воздух был сырой, ветер приносил ароматы лавра, полыни и отголоски лаванды.

– Кстати, – вдруг вспомнила она, – почему в сети нет фотографий вашей семьи? И вообще, тебя нет даже на фейсбуке.

Лицо Гая стало отстраненным:

– Я думал, ты знаешь.

– О чем?

– Моя семья принадлежит к католическому ордену криптоанархистов. Как и почти вся знать в Тароте.

– Криптоанархисты? Я думала, это медийный миф, – поморщилась Амико.

– Ну вот теперь ты знаешь, что мы и вправду существуем, – кивнул Гай. – Пойдем, покажу тебе кое-что.

Он выбрал одну из дорожек, ведущих вглубь леса, и очень скоро они вышли на широкую аллею между высоких деревьев. Шли какое-то время в темноте. Постепенно впереди замелькали огоньки, их становилось все больше, они дрожали на ветру, походили на облако вдали, издававшее нездешнее золотое сияние.

– Что это? – спросила Амико.

– Таротское кладбище.

– Нарядно.

Лес незаметно кончился и перед ними открылся луг с россыпями голубых и белых цветочков. И куда ни бросишь взгляд, повсюду, справа и слева, были надгробия: невысокие и побольше, украшенные венками обелиски и внушительные бюсты, целые усыпальницы с барельефами, кое-где уютно уснувшие скульптурки ангелов под кустами жимолости и жасмина. И почти у каждого надгробия теплилась лампадка. Эти пляшущие огоньки утешали и пугали одновременно потусторонним, молчаливым присутствием мертвых.

– Это зачем все? – спросила Амико.

– Вон там, видишь, церквушка, при ней живет священник, он не лишен чувства юмора. Для тех, кто оказывается здесь впервые, это бывает… как бы это сказать… шокирующе. Знаешь, что говорят про блуждающие огоньки?

– Нет. Какая-то местная легенда?

– Говорят, что человек, который увидит в лесу блуждающие огни, скоро умрет.

Гай вздохнул.

– Давай навестим кое-кого, – продолжил он и, свернув на тропинку между могил, вскоре остановился перед небольшим надгробием. На обелиске стоял синематографический портрет молодого юноши или девушки. Движущаяся картинка была на повторе: фигурка оборачивалась и улыбалась, оборачивалась и улыбалась.

Под фотографией была высечена надпись:

If I could make days last forever | If words could make wishes come true | I d save every day like a treasure and then | Again, I would spend them with you[19].

Если бы только я мог изменить прошлое, время, что у меня осталось, я бы провел с тобой. С любовью. Гай.

Здесь лампадка не горела, и Гай наклонился, чтобы зажечь ее.

– Надо дать старику денег, чтоб не забывал, – пробормотал он себе под нос.

– Кто это? – спросила Амико.

Гай ответил не сразу, пристраивая две розы цвета фуксии на траве у надгробия:

– Ее звали Мира, мы были вместе, давно. А потом она умерла. Сегодня годовщина. Сердечная недостаточность, двадцать два года.

– А ты думаешь, это не так?

– Я не знаю. – Он посмотрел вдаль и повторил прищурившись, как будто с угрозой:

– Я не знаю.

They own me[20]

Гай проснулся рано. Не открывая глаз, нашарил пистолет у изголовья, потом потянулся и глянул на часы: было начало шестого. Сегодня. Гонка сегодня, и они украдут книгу сегодня.

Он резко сел на кровати, поежился от утреннего холодка, накинул шелковый халат на пижаму. Спросонья никак не мог попасть ногами в тапочки. Поднялся, наконец, в черном с ног до головы и пошел в неверном утреннем сумерке в ванную комнату. Споткнулся по дороге о том Шекспира на полу, тихо выругался по-английски. В ванной комнате запер дверь на щеколду, сел на край ванны и открыл воду. Долго, пока набиралась вода, рассматривал свое лицо в зеркале над раковиной. Потом медленно полез в горячую воду. Над водой белесым туманом поднимался пар.

Гай лежал в ванне и смотрел в сад за окном. В саду, как снег, осыпались цветы пионов. Он почти задремал, когда в окне, задев верхушки кустов, промелькнул дрон. В куриных лапках дрона моталась черная небольшая коробочка. Дрон был таможенный: вполне вероятно, вез контрабанду. «Кому это доставка, интересно?» – подумал Гай, проводив взглядом дрон, и сполз в горячую воду с головой.

* * *

Через два часа Гай с тщательно уложенными волосами, одетый в серый костюм, белую рубашку и фиалкового цвета галстук, с пепельной гвоздикой в петлице и маузером в кармане спускался на завтрак. Его догнала Амико. Она была совсем без косметики. Только вдобавок к модной татуировке на лбу дорисовала симметрично заканчивающийся у висков какой-то замысловатый орнамент. Они пошли рядом через анфиладу комнат в сторону кухни. Гай спросил автоматически:

– Как спалось?

– Как в гробу, – ответила без выражения Амико.

– Это в смысле крепко? – не понял Гай.

– Это в смысле никто не беспокоил, – сказала она.