– Только, пожалуйста, не трогайте ничего, это вопросы полицейской юрисдикции, – остановил его Эшер за рукав. – Я бы очень хотел вызвать вам такси и отправить отсюда, но вам придется ответить на несколько вопросов. Думаю, это не займет много времени. А сейчас подпишите вот здесь, что вы подтверждаете, что эта женщина знакома вам и ее имя – Ева Монограммиста. Теперь идемте. Полагаю, они уже приехали. – Он почти потащил Зорна в коридор.
Там, откуда Зорн был родом, отпевать мертвеца приходили старые женщины в черных платках, с серыми землистыми лицами.
– Ваше имя?
– Зорн, Иван Зорн.
Он был родом из Центральной Москвы, но когда он думал об этом, приемная мать может просто приукрасила на суде по опеке, и на самом деле это был какой-то другой город постсоветстких княжеств. Он ничего русского не видел в себе. Но в паспорте Зорна в графе «место рождения» значился именно этот регион, близкий к зоне зеро, с плоским ландшафтом и странным сезоном холодов. Даже теперь, когда в большей части Европы шли дожди, в районе Москвы стояла зима. В Москве Зорн никогда не был. Да его туда и не тянуло. Кой черт мерзнуть да брататься от водки в узких коридорах сугробов. Говорили, что в районе Чукотки даже была зона вампиров. Его первое русское имя было Иван. И лет с десяти он его не использовал.
– И где, таким образом, вы встретились? – снова задал вопрос эмиграционный инспектор. Зорн очнулся, и сигарета выскользнула из его пальцев.
– Черт, – сказал он, обжигая руку в попытке поймать сигарету. – Можно мне еще кофе?
Инспектор что-то отметил в своих бумажках.
– Давайте еще раз: вы встретились с мадемуазель Монограммистой в Париже, куда прилетели из Москвы поздно вечером третьего ноября. – Наступила тишина. – Где?
– Да.
– Пожалуйста, отвечайте на мой вопрос.
– Мы встретились в кафе Фараон на площади Мадлен. Какое это имеет значение?
– Раньше вы не были знакомы?
– Нет, – Зорн снова сказал неправду. И вспомнил, как он в первый раз увидел Еву в Непале, в буддийском монастыре.
– Так и запишем, – кивнул инспектор. – Больше нет вопросов. Вам придется пообщаться с полицией. Но, учитывая обстоятельства, думаю, это займет не больше получаса.
Детектив был уставшим: серое лицо, глубокие носогубные морщины, как будто скульптор-неудачник одним движением провел борозды от носа вниз к углам его губ. Седые грязные волосы свисали прядями, лишний вес. Он тяжело оперся о стол рядом со стулом Зорна, механически помешивая кофе в пластиковом стаканчике:
– Мне очень жаль, – сказал он голосом еще более усталым, чем его лицо. – Вы заметили, сколько всего человек участвовало в нападении?
– Нет, – покачал головой Зорн.
– Вы полагаете, это была случайная пальба?
– Да, – быстро ответил он.
– Но место было выбрано идеально.
– Что вы имеете в виду?
– Таких слепых зон в Париже поискать, ни единой камеры. При ней не было телефона, на месте преступления мы не нашли его тоже. Не знаете, где он может быть?
– Нет.
Гранатовый браслет и телефон Евы, отключенный, с разбитым, испачканным кровью стеклом, лежали во внутреннем кармане его куртки.
– Прежде чем мы закончим, пожалуйста, подпишите бумаги о невыезде.
– Детектив, могу я забрать что-то из ее вещей?
– По протоколу не положено, – детектив старался не смотреть на него. – Отдадут после окончания расследования, родственникам. Вы родственник?
Зорн покачал головой и пошел на выход.
Во рту как будто был песок. И сколько бы кофе он потом ни выпил, ощущение песка на зубах не проходило. А через несколько суток без сна под веками глаз, казалось, тоже был песок. Зорн ехал по Марокко, ближе к пустыне, когда ландшафт стал совсем голым, болезненного розоватого цвета, небо исчезло, и воздух на много километров стал мутным. На стене одной из бесконечных построек цвета замороженного мяса он прочел надпись Sandmen. «Песочный, мать его, человек».
Зорн кутался в плед и пытался спать, но воспоминания, как ветер с песком, даже в полусне врезались сотнями игл в лицо и не давали вдохнуть. Эти несколько первых дней без сна были милосердными. Потому что после, просыпаясь каждый раз в первые несколько секунд, он заново вспоминал, что потерял ее. Каждый раз.
Он купил билет прямо в аэропорту, на чужой паспорт. Взял бизнес-класс. Много выпил, но мозг продолжал гонять по кругу одно и то же. В груди как будто была дыра, сквозь которую дул вселенский ветер.
На пограничном контроле в Касабланке Зорн как попало заполнил тупую иммиграционную форму.
– Заполнять форму можно только синими чернилами, – сказал пограничник и, не глядя на Зорна, показал на конец очереди.
– Почему? – спросил Зорн со злостью.
– Синие чернила не выцветают дольше, – ответил тот бесцветным голосом.
– Бумажные архивы?
– Пройдите в конец очереди.