– Вот и сделай это! – шиплю я. – Запри меня в темнице! Ты так или иначе даже смотреть на меня не можешь. Какая разница, где я буду ждать открытия врат рая.
Крылья его носа дрожат, и мне кажется, что он вот-вот схватит меня и поведет в тюрьму, но я не могу остановиться.
– Вам нужно, чтобы я всего лишь сказала пару слов. Для этого мне понадобятся только голосовые связки. Все остальное вы вполне можете сломать. Я же для вас мусор, который вы используете и выбрасываете.
Под его крыльями клубится черный дым, а само оперение вспыхивает огнем. Его злость настолько ощутима, что я проклинаю себя за то, что открыла ему свои чувства. Но ему наверняка плевать на это. Он подходит ко мне совсем близко.
– А ты разве не использовала меня так же, как я тебя? – спрашивает он, и его губы касаются моего уха. – Ты хотела защитить своих людей, а я – своих. И ты упрекаешь меня в этом? Мне кажется, мы квиты.
Я открываю рот, чтобы возразить ему, но не могу этого сделать. Потому что я действительно его использовала. Я шпионила за ним и пыталась разузнать его тайны. И он это знал. Почему он никогда не говорил мне об этом?
Наама подходит ко мне, прежде чем я успеваю еще что-то сказать.
– Я отведу ее в комнату, – говорит она, обращаясь к нему. – Можешь завтра рассказать ей о том, какая она неразумная. При этом тебя тоже можно назвать этим же словом.
– Завтра я перейду в небесный двор Михаэля, – сообщаю я уверенным голосом. – Выбирать двор, в котором я хочу жить, – мое право. И я выбираю четвертый небесный двор.
Возбужденные голоса других ангелов вдруг умолкают, а огонь на крыльях Люцифера меняет свой цвет с красного на раскаленный белый. Лилит качает головой, а Сэм становится бледным как мел. Но они не могут отказать мне в этом желании. Мне плевать, чего требует моя мать, и плевать, нужна я Стар или нет. Я больше и дня рядом с ним не выдержу.
Наама просто берет меня за руку и уводит прочь.
– К слову, – говорит она, когда мы поднимаемся по лестнице, ведущей в покои Люцифера, – ты выглядишь так, будто пришла с бойни или праздника жертвоприношений. Что за люди ранили тебя?
– Они не смогли этого сделать.
Есть только одна личность, которая может ранить меня. И она уже давно это сделала.
– Я думала, что Люц в обморок упадет, когда мы вернулись, а тебя не было в комнате. Только тебе удается доводить его до белого каления. Завтра он будет читать тебе нотации, но ты сильно его не бойся. Он ведет себя неправильно, и он сам знает об этом.
– Но ему придется отпустить меня.
Мы подошли к двери моей комнаты. Мой уход был бы просто спасением. Для него, для Стар, для меня. Мое сердце сжимается при мысли об этом. Я больше не буду видеть его каждый день.
– Я хочу уйти отсюда. Он позволит мне это?
Наама обеспокоенно смотрит на меня.
– Он не вправе решать за тебя. Это твое решение.
Я чувствую облегчение. Есть хоть что-то, что я могу решить сама. Я не марионетка, за ниточки которой нужно дергать, чтобы она танцевала. Я не хочу, чтобы мне говорили, что делать, а что нет. И это касается и Пьетро, и моей матери, и Люцифера.
– Наама? – кричит он с другого конца коридора. – В мой кабинет!
Она вздыхает и грустно улыбается:
– Эх, если бы ты видела его тогда в раю. Он бы тебе понравился, тогда он еще не был таким невыносимым.
Я бы улыбнулась ей в ответ, но у меня не получается.
– Я рада, что мы с тобой стали подругами. Ты совсем не такая противная, как я раньше думала.
Несмотря на кровь на моем теле, Наама обнимает меня.
– Я тоже этому рада.
Она отстраняется от меня и идет к Люциферу, его серые глаза впиваются в меня. Мы смеряем друг друга взглядами, пока оба ангела не оборачиваются и не уходят. После я надеваю свежие вещи. Когда я ложусь в кровать, я думаю о своей матери и о том, что для меня значит то, что она рядом. Возможно, не стоит пытаться разузнать о ней больше. Но я уже устала от всех этих тайн.