Гнев королей

– Это феодальное государство, сир, и одно из его свойств – гибкость ему не присуща. Причем свойство это положительное, учитывая силы, которые действуют при возникновении феодальных обществ. В их структуре есть место для каждого, с четко определенными обязанностями и привилегиями. Слабость же подобного общества в том, что оно с трудом отзывается на новые идеи. Слишком многие пытались его расшатать в течение нашей жизни, начиная со времен Бича Господня, который не ушел с поля в пору урожая. Теперь же оно хочет спрятать голову в панцирь, словно черепаха, пытаясь переждать худшее. Вот только буря никуда не денется, и ретрограды все равно нанесут ответный удар. И результат – гражданская война.

– Что ты пытаешься мне этим объяснить?

– В королевстве, подобному Кавелину, перемены будут медленными и болезненными. Ты можешь пытаться их ускорить, но ответ не заставит себя ждать, напоминая растущий нарыв. Один раз ты его вскрыл, выиграв гражданскую войну. Теперь он набухает снова.

– И с этим ничего нельзя поделать?

– Продолжая медицинскую аналогию, можно использовать припарки, чтобы свести опухоль к минимуму и убрать боль.

– Припарки? Например?

– Могли бы помочь слова примирения с бароном, сказанные наедине. Вряд ли ты хочешь, чтобы он считал, будто ты преднамеренно его унизил. Подчеркни, что ты спас мальчишке жизнь, и согласись с предрассудками барона, не особо распространяясь на эту тему. Будучи неграмотными, они трепещут благоговейно перед магией чтения и письма. Его наверняка впечатлит, если ты потратишь время на то, чтобы написать послание.

Рагнарсон тихо присвистнул.

– Я хотел его унизить. Я хотел выставить его на посмешище. Порой из-за Сословий мне хочется плакать словно младенцу. Да, напиши мне одну из своих классических заметок. Я перепишу своей рукой и отдам письмо Далю, чтобы тот тайком его переправил.

Внезапно он на кого-то наткнулся, расплескав вино. Перед ним стояла подружка невестки. Она поспешно присела в реверансе, извиняясь.

– Прошу прощения, ваше величество. Я такая неловкая.

Ее срывающийся на писк голос не был похож на тот, что ему доводилось слышать в доме в переулке Линеке. Она нервничала, и взгляд ее был полон страха.

– Это я приношу свои извинения, барышня. Сам виноват. Нужно было смотреть, куда иду.

Он пошел дальше, гадая, чего она так боялась. Его короны? Или самой себя?

«Будь ты проклята, Кристен, – подумал он. – Слишком много болтаешь».

Дерель продолжал о чем-то говорить, и Браги заставил себя сосредоточиться на его словах. Когда Пратаксис закончил, он сказал:

– Сообщи Майклу, чтобы связался со мной. Нам нужно поговорить.

7 1016 г. от О.И.И. Решения

Рагнарсон дремал, положив ногу на маленький квадратный столик. Слева от него сидел Вартлоккур и, высунув кончик языка, медленно выводил пером рисунок.

– Воспоминания достаточно четкие, – сказал он сидевшему напротив Пратаксису. – Но я не художник.

Рисунок это лишь подтверждал. Он изображал мужское лицо – но чье?

– Может, углем, чтобы можно было стирать ненужное? – предложил Пратаксис.

– Скорее пригодился бы художник, который мог бы работать по моему описанию.

Оба забавлялись с иллюстрированной историей Падения, последним живым участником которого был Вартлоккур. Главная сохранившаяся летопись той эпохи, «Чародеи Ильказара», состояла из страстной антиимперской пропаганды. Каждый раз, когда пути Пратаксиса и чародея пересекались, ученый старался выудить из него как можно больше воспоминаний, чтобы изложить их на бумаге. Падение являлось ключевым поворотным пунктом истории Запада, и Пратаксис считал грехом повторение старой лжи.

Последний король Ильказара убил мать Вартлоккура, и тот в отместку сокрушил империю.

– Не могу по-настоящему передать черты этого человека, – проворчал чародей. – Жаль, что нельзя выразить мысль на бумаге.

Рагнарсон фыркнул, словно разбуженный свинопасом старый боров.

– Почему бы и нет? Я слышал, будто хороший чародей может вызывать мысленные картины в магических чашах. Вызови свои воспоминания о древних чародеях и королях, а художник пусть их изобразит.

Шмыгнув носом и чихнув, он поискал носовой платок. Состоялась еще одна игра под дождем, долгий и яростный ответный матч с «Пантерами», после которого он заработал убийственную простуду. «Пантеры» выиграли пять к четырем. Один мяч оказался спорным, и судьи до сих пор из-за него пререкались.

Вартлоккур и Пратаксис переглянулись.

– Получится? – спросил Дерель.

– Может быть, – буркнул Вартлоккур, удостоив короля злобным взглядом профессионала, которого пытался учить дилетант.

Дверь открылась, и вошел Даль Хаас.

– Сэр Гьердрум Эанредсон, ваше величество, – объявил он, вытянувшись в струнку, и слегка нахмурился, недовольный не слишком изящной позой короля.

– Давай его сюда, Даль.

Сэр Гьердрум занял оставшийся стул. Вид у вессонца был несколько смущенный.

Рагнарсон выпрямился.

– Все, Даль. Проследи, не интересуется ли кто-то нами больше обычного.

Хаас вышел, обиженный тем, что ему не предложили остаться.

– В чем дело? – спросил Эанредсон.