Гнев терпеливого человека

Итак. Когда Костя вернулся без Вики, но с раненым, он привез перевод даже не просто статьи, а почти полного журнала. Перевод потом в четыре приема зачитывали вслух. И еще Николай видел, что Костя принес и передал флешку – обыкновенную, маленькую, металлическую. Увидел это он мельком, но очень удивился: флешка – это было что-то совсем не из их жизни. Что-то из старого. Интересные, значит, у командира отношения с этим народом, монахинями… Не только, значит, ограниченные известным ему благородным делом помощи раненым бойцам… Но это не его дело. Не должен был он это видеть, и даже сам с собой не должен про это разговаривать.

Еще Костя именно тогда привез новости о случившемся на Химучастке. Это было совсем близко к основной базе отряда и поэтому опасно. Туда послали еще пару, которая обернулась довольно быстро и подтвердила, что все верно: ему не показалось. Хутор густо обстрелян с воздуха, один дом сгорел, остальные попятнаны. Убитые лежат на свежем погосте, а выжившие жители на всякий случай ушли. Не дожидаясь зондеркоманды, которая довершила бы начатое.

Вертолеты в отряде ненавидели лютой, черной ненавистью. Вертолет всегда был самой страшной угрозой партизана, потому что он, сволочь, мог летать с такой скоростью, с какой хочет, и разглядывать находящееся внизу очень внимательно. Как гляделками пилотов, так и инструментальными средствами. При этом, в отличие от подавляющего большинства моделей беспилотников, вертолет в достатке имел огневых средств, в меру брони, и пытаться бороться с ним смертельно опасно. Особенно с таким дефицитом элетроники и средств поражения, какой был у них. Николай отчетливо помнил, как именно боевые вертолеты уделали мотострелковую бригаду, в которой он имел честь так недолго прослужить. И когда прозвучал слитный призыв напрячься и задавить хоть одну эту сволочь, он поддержал его всем весом своих небольших офицерских звездочек.

В отряде имелись два ручных пулемета Калашникова плюс один старый и надежный, как топор, ручной противотанковый гранатомет. С легкой стрелковкой дела обстояли в целом весьма неплохо, но пуля модернизированного «калашникова» для самых распространенных моделей американских и европейских вертолетов – это как слону дробина. Нужно было или искать их базы и резать экипажи на земле, или придумывать что-то очень извращенческое. Но сведения о координатах поля, на котором базируются чужие вертолеты, – это величайшая редкость и величайшая ценность. Они покупаются большой кровью, но дело даже не в цене, которую отряд заплатил бы без колебаний. Этих сведений просто не было. Такие базы вскрывались или космической разведкой со всей уцелевшей к этому дню спутниковой группировкой, или самыми настоящими шпионами.

Разумеется, лейтенант Ляхин был в курсе, что какая-то агентура в окрестных поселках и даже в самом Лодейном Поле у отряда имелась: на это указывало слишком много факторов. Но в отношении самолетов и вертолетов ничего конкретнее «Две единицы прошли во столько-то курсом на северо-северо-восток» эта агентура, насколько Николай знал, сроду не выдавала. Заточена она была больше под сбор информации о коллаборационистах и наземных силах и средствах оккупантов, и вражескую авиацию рассматривала почти так же абстрактно, как флот. Где-то она летает, и даже не всегда очень высоко. Бьет больно. Но ничего с этим не сделаешь.

Вероятно, в том, что они все-таки пошли на столь большой риск, сыграло соединение сразу нескольких факторов. И вспышка озверения от того, что случилось с никому не угрожающим и на самом деле вообще никому не нужном хуторе с непривычным названием Химучасток. И понимание того, что они засиделись и пора хотя бы попытаться сделать что-то серьезное, чтобы помочь нашим на востоке. И информация из попавшего к ним окольными путями желтого французского журнала. И даже знания в его собственной голове, вот что вообще странно.

Маршрут пролета вертолетов с запада на восток и обратно они примерно знали. Самый простой это был маршрут – вдоль «железки». Собственно железная дорога – объект активности любого уважающего себя партизанского отряда – была сейчас ничем: поезда по ней не ходили с самого начала войны. Но как ориентир среди болот, она, наверное, представляла собой ценность даже в век GPS. К «железке» и стоящим вдоль нее поселкам Николай ходил и сам и даже видел тогда чужие вертолеты. Каждый раз их пролет «по своим делам» он пережидал, вжавшись испуганной мордой в землю и изо всех сил молясь высшим силам. Прося, чтобы его и остальных приняли с высоты за ветошь. Вроде бы действовало.