Гнев Тиамат

Их склад расположился на самом краю комплекса. Он не потреблял энергию станции, и использовал систему жизнеобеспечения, снятую со старого добытчика руды. На стенах и потолках образовывался и высыхал конденсат, разукрашивая их пятнами, словно шкуру леопарда. Тяжелое снаряжение, вроде торпед, всё ещё оставалось на Шторме. Но те трофеи с лаконианского грузовика, что оказались помельче, поместили на четыре ряда широких поддонов, и отправили на склад. Бобби занималась распаковкой, деловито раскидывая по всему пространству ящики для хранения, словно собирая свой личный инвентарь. Некоторые ящики слегка закоптились. В воздухе висел меловой запах керамики, нагретой до температур, при которых она начинала расслаиваться.

– Как-то слишком спокойно ты принимаешь новость, что в нашу сторону движется самый большой линкор империи, – посетовал Алекс.

Она глубоко вздохнула, но терпеливо объяснила:

– Джиллиан ещё до тебя всем растрепала. До подхода «Бури» дни, а эту работу так или иначе нужно закончить. И надеюсь, к тому времени у меня будет план.

– И как ты собираешься его придумать?

– Так далеко не заглядывала. Но дам тебе знать.

Алекс уселся на один из ящиков, чувствуя себя более тяжёлым, чем положено в мягкой гравитации спутника.

– Бобби, что мы здесь делаем?

Она остановилась, взглянула на него. Алекс давно научился понимать, что выражает её лицо. Знал, когда разговаривал с подругой, а когда с капитаном. Вот сейчас она слушала его как женщина, с которой он летал на Роси в старые дни. Которая знала его ещё до Ио.

– Боремся с врагом, – ответила она. – Уменьшаем его способность нести силу и влияние, способность атаковать. Лишаем возможности использовать ресурсы.

– Это понятно, – сказал Алекс. – Но в целом? В смысле, пытаемся вернуть время, когда делами рулил Транспортный Союз? Или сделать так, чтобы каждая планета начала самостоятельную игру, чтобы посмотреть, что из этого выйдет?

Бобби скрестила на груди руки, и прислонилась к штабелю из ящиков. В резком свете рабочего освещения Алекс видел неровности на её лице и руках, оставленные десятилетиями тяжкого труда и радиацией. Её возраст шёл ей, смотрелся на ней хорошо. Смотрелся правильно.

– Что-то я слышу, как ты спрашиваешь, так ли плох авторитаризм, – сказала она. – Я правильно поняла? Потому что да, он плох.

– Я не это имел ввиду. Просто… не знаю, как объяснить. Я чувствую себя подавленным. Даже где-то... деморализованным что ли...

– Да, – ответила Бобби, – Да, и не только ты.

– Ты тоже?

– Мы потеряли цель. Комиссар мог дать нам что-то, что помогло бы загнать это мудачьё обратно в каменный век. Не обязательно – может и нет – но мне всё равно теперь не узнать. Так что я тоже в некотором раздражении. Но тебя, полагаю, гложет не это?

– Я просто не знаю, как выглядит победа.

– Ну, для меня, например, она похожа на смерть с осознанием того, что человечество стало чуть лучше, чем могло быть, не родись я вообще. Чуть свободнее. Чуть добрей. Чуть умней. Что благодаря мне, хулиганы, ублюдки и садисты смогли сцапать на пару человек меньше. Мне достаточно.

– Ага, – согласился Алекс, но она продолжила:

– Быть великим стратегом не мой девичий талант. Это для умников. А я просто целеустремленная, и всегда такой буду. Те люди хотят превратить каждую планету в тюрьму, где они будут решать, кто охранник, а кто заключенный.

– И мы против этого, – сказал Алекс. Он слышал усталость и согласие в собственном голосе. – Но ты никогда не задумывалась, что Наоми может быть права? Что лучше попытаться проникнуть в систему. Изменить её изнутри.

– Она и права, – ответила Бобби, отворачиваясь к своему инвентарю. – Только я тоже. Просто Наоми хочется, чтобы был один путь всё исправить, и чтобы он был бескровным.

– Но есть два пути, – подыграл Алекс, думая, что угадал мысль Бобби, и согласен с ней.

– Нет никаких путей. Мы просто отмахиваемся от всего, что прилетает, в надежде пережить ублюдков.

– Ну, тут время не на нашей стороне, – посетовал Алекс. – Я вот вспоминаю Такеши.

– Я отправила сообщение его людям, – сказала Бобби. – Терять кого-то всегда тяжело, и до этого момента нам очень везло. Но везение не может длиться вечно.

– Он был одним из лучших, а ведь ему было чертовски за шестьдесят. Джиллиан, Каспар и другие – не в счет, сопротивление держится на старых астерах. Ветеранах АВП.

– Верно, – подтвердила Бобби. – И благодарение Богу. Большинство из них имеет представление о том, что делает.

– Но за ними новое поколение, которое никогда не входило в АВП. Никогда не боролось с внутряками за независимость. Выросло на тучных и богатых грузовиках Союза, с уважением и важной работой. Дети вроде Кита. Как ты собираешься убедить их отказаться от всего, что у них есть, и присоединиться к этой борьбе?

Бобби остановилась, и развернулась, чтобы посмотреть прямо на него.

– Алекс, что ты пытаешься сказать?