Гневное небо Тавриды

— Парашюты раскрылись! — докладывает Должиков. О точности не спрашиваю: в такой обстановке мой штурман промазать не может. Один из лучших минеров, в первых полетах участвовал, к устью Дуная, еще в тридцать шестом полку, с замкомэском Осиповым…

Ложимся на обратный курс. Экипаж молчит, убаюканный гулом моторов. Все заботы позади, мысли обращаются к дому. Сначала к ближнему — аэродрому, нашей кают-компании, где обитаем теперь чаще днем, чем ночами. Потом к дальнему, к родным Минводам. Как там мать, отец? Что-то долго нет писем. И от Тамары, моей милой невесты. Сколько времени уже нет? А сколько прошло, как побывали там в отпуске вместе с Прилуцким? Но считать лень, начинает клонить в сон…

— Штурман, сколько времени мы в полете?

— Три часа двадцать минут.

— А Минводы помнишь?

— Помню, как же! Держись, командир; Не хватало воткнуться в море… Как думаешь, освободят наши Крым к 1 Мая? И Севастополь?

Тут вмешивается Жуковец. О Севастополе он равнодушно слышать не может.

— Главное, оборону внешнего обвода прорвать, а там пойдет!

— Тебя бы командующим назначить, Сашок! — подает голос Должиков.

— Я и на зама, пожалуй, согласен. Ты там доложи…

— Ладно, поговорили, ребятки! Про воздух не забывайте, а то что-то больно уж нам везет.

— Возим подарочки, как невесте…

Угадал штурман слово. Или я сам машинально шепнул его в ларингофон? Может быть, мысль отзывается незаметно в колебаниях голосовых связок? Устарелое слово. Вслух я Тамару так не зову, даже с Прилуцким, когда вспоминаем свой отпуск в Минводах. А про себя — только так. А что — девушка? С девушками гуляют, девушки пишут, девушкам обещают… У нас — уговор. Уже и родители, ее и мои, как родные. От них, верно, слово-то и пошло…

— Светает, командир.

Светает. Внизу проглядывается лента шоссе Мелитополь — Геническ. Ориентир тебе, Коля!

— Не заблудимся, не в лесу!

Снова лишь гул моторов. Удачно сменили их, работают как часы. Сто раз, верно, проверил Миша. Опять как новенькая наша старушка «пятерка». Дотянет и до конца войны. Если, конечено…

— Сколько до дома, штурман?

— До которого, командир?

Опять угадал. Скоро, видно, и вовсе без слов обходиться будем…

12 апреля. Наши войска стремительно наступают, враг поспешно отходит к Симферополю. Почти полностью освобожден Керченский полуостров.

Рассаживаемся в штабной землянке. Лампочка от движка освещает сосредоточенные лица, планшеты с картами на коленях. Начальник штаба докладывает командиру полка: все экипажи, идущие ночью на задание, собраны.

Михаил Иванович Буркин в приподнятом настроении.

— Прежде чем ставить задачу, доведу до вас сводку по действиям ВВС ЧФ за прошедший день. 11 апреля тридцать четыре самолета-штурмовика под прикрытием сорока восьми истребителей нанесли ряд последовательных ударов по скоплению плавсредств противника в Феодосийском порту. При этом потоплены один тральщик, две десантные баржи, три катера…

С минуту в землянке стоит одобрительный шум.

— Нам предстоит поставить мины у порта Сулина и в Сулинском гирле. Трем экипажам обеспечить связью торпедные катера, совершающие переход с Кавказа в Скадовск, подсветить отдельные отрезки пути светящими авиабомбами. Экипажу Киценко перед тем сбросить груз партизанам. Значит, у вас две задачи, старший лейтенант.

Майор отыскивает взглядом Киценко, выдерживает значительную паузу. Продолжает, как будто обращаясь к нему одному:

— Метеоусловия ожидаются довольно сложные: видимость ограничена дымкой, к утру возможен туман.

Киценко смущенно кивает. На лицах летчиков появляются улыбка.

Дело в том, что Киценко недавно "отчудил номер", как выразился комэск. В ту ночь на маршруте встал грозовой фронт, всем экипажам был дан приказ вернуться. Все и вернулись. Кроме Киценко. Киценко прождали до утра. Утром садится, докладывает: "Задание выполнил". Комэск только плюнул, пошел к командиру полка. Михаил Иванович вызывает: "Где вы были до утра, Киценко?" "Как где? Задание выполнял. Отбомбились точно по цели". — "В такую погоду?" "Погода нормальная. Фрицы как раз не ждали". — "Значит, радист у вас никуда не годится!" — "Радист зверь!" — "Зверь, а радиограмму о возвращении не принял".

Киценко молчал, переступая с ноги на ногу. "Это я, товарищ майор. Радио гроза вывела из строя, ну я и решил… Обидно возвращаться с бомбами…" Майор не знал, что делать. В первую секунду ему захотелось обнять и расцеловать летчика. В следующую — отругать, наказать, отстранить от полетов, отдать под суд…

Не отдал. И вот сегодня самое ответственное и трудное задание поручал ему. Что вообще-то понятно. Иван — опытный летчик, командир звена. Войну начинал на Балтике, в сорок втором оказался на Черноморском флоте. Воевал в 119-м разведывательном, где сверх выполнения основных задач сумел повредить фашистскую подлодку и разбомбить штаб одной из частей противника. У нас — с весны сорок третьего. Моментально освоил новый самолет, новое оружие, успел проявить себя и как воспитатель молодых пилотов. Словом, летчик от бога, но… Как и каждый талант — со своим характером.