Гневное небо Тавриды

Мы — это экипаж морского бомбардировщика Ил-4, и нас четыре, а наш бортовой номер — пять. С рассвета вчерашнего дня загораем в готовности к взлету. Под фюзеляжем пара УХАП-500 — приборчики по полтонны. В них, в свернутом виде, двухкилометровая занавесь, что должна сейчас висеть у Эльтигена, прикрывая подход наших катеров с подкреплением от цейсовских окуляров, направленных на пролив поверх узкой полоски суши, занятой десантниками.

Дней десять назад мы прошли специальную подготовку. Не зная, конечно, еще для чего. Но уже это одно говорит об ответственности задачи. Как и то, о чем вслух поминать не пристало, — что выбрали именно наш экипаж. После летних потерь мы в полку «старички», ветераны.

Дело освоили хорошо. Да и не хитрое, в общем-то, дело. Одна и забота, считай, — высота. Не оставить «подзор» между дымзавесой и водой, не размазать нижний край полосы, что дает возможность вражеским наблюдателям просматривать пролив с прибрежных высот.

Об остальном думать не приходилось. Ясно, что самолет-дымзавесчик — движущаяся мишень. И с берега, и с воды по нему без помех будут бить «эрликоны», орудия всех калибров и назначений, пулеметные установки всех комбинаций и всех систем. А ты — как на тросе. Маневр исключен. Кому нужен путаный серпантин над морем?

Ждали сигнала. Больше с неба, чем с вышки дежурного: пустить дымок на ветер толку и вовсе мало.

Сначала сидя. На парашютах, на свернутых самолетных чехлах, то и дело оборачиваясь в сторону сигнальной вышки. Затем полулежа, раскинув чехлы и стащив парашютные лямки, спинами привалившись друг к другу, прикрывшись воротниками от ненавистных налетов ветра. Потом вовсе улегшись, глядя то в небо, то на крыло нашей виды видавшей «пятерки», считая заплаты и вспоминая историю каждой — где, чем пробило, когда, почему…

Шторм не стихал, сигнала не поступало.

Ожидание изматывает хуже, чем сам полет. Сколько раз мысленно прохожу в гуще черных разрывов, вдоль ощетинившегося сотнями трасс берега, над поворачивающимися стволами орудий на палубах вражеских катеров, сколько новых пробоин с рваными звездчатыми краями успело привидеться на изученном до последней заклепки крыле. Вот она вспучилась, плоскость, у основания, поплыла чуть заметно назад, между ней и обшивкой фюзеляжа возникла зубчатая щель, пошла раздвигаться, как лезвия ножниц…

Сел, покрутил головой, встряхнулся.

— Вздремнули, командир? — Саша Жуковец, воздушный стрелок. В покрасневших от ветра глазах беспокойство. — Хотел вас спросить насчет этих… топмачтовиков. Вчера тут один из тридцать шестого. Говорит, капониры для них уже строют…

Золото парень. Молчать в таких случаях — гроб. На что ни смотри, о чем ни вспоминай — о «мессерах» над Дунаем или о первом свидании над Кумой, — все это поверху, скользом пойдет, а в душе-то одна все веселенькая картинка.

— С торпедной атакой и то, говорят, не сравнить!

— Кто говорит? — уточняет ревниво стрелок-радист Коля Панов, начисто игнорируя в таком деле возможность подначки. — Тот, кто с торпедами не летал?

О топмачтовом бомбометании слухи в дивизии ходят давно, но достоверно известно не многое. Новый способ атаки плавсредств, никем еще не виданный. На Черном море, по крайней мере.

— А ты сам представь! Воображение-то имеешь? Это на сколько сблизиться надо, чтобы бомба в корабль рикошетом… А высота? Чтобы скользнула и не зарылась?

В самом деле невероятное что-то. Ближе четырехсот мы с торпедой не подходили, а и то возвращались все в дырках.

— А выход? Чтобы мачты у фрица не повредить. И ястребкам не снилось!

— Ну, ястребкам-то, положим… Или про «цирк» позабыл?

Жуковец сделал вид, что и вовсе не слышал. Намек ясен — очередь подключаться мне. Одним из главных «циркачей» был мой друг Борис Литвинчук.

— В самом начале войны, учти, было!

— Да, это учесть нелишне…

Штурман Коля Прилуцкий. Не говорун. Зато, как всегда, в точку. В том-то и дело, что в самом начале. Немцы хозяева были в небе. Но ведь теперь-то — мы? Или и не такой уж отчаянный трюк это топмачтовое, или…

— Двести тысяч в Крыму. Фюрер прикажет стоять до последнего. И нам нет расчета их выпускать. С суши навесить замочек на Крым — это, конечно, дело. Но если с моря всех дыр не заткнуть…

— Стратегия, штурман! — я Жуковцу мигаю. Долго на ней, мол, не просидишь.

— Правда, лучше про «цирк», командир! Ведь вы же с Литвинчуком…

Все четверо в сговоре. Против кого? Глупый вопрос. Против фрица, конечно. Против шторма проклятого, что не дает от земли оторваться, помочь ребятам…

— Вон он, Литвинчук!

Даже я вздрогнул. Хоть видел Бориса не далее как вчера.

Над аэродромом красивой параболой взмыли два ястребка — как связанные паутинкой. Не нужен и штурманский глаз Прилуцкого — эту-то пару по почерку не узнать! Борис и его верный «щит» Жора Колонтаенко. Вместе летают с тех памятных… Незапамятных? Сколько прошло с тех пор времени? Сколько его должно было. пройти, чтобы действительность стала легендой?