Гневное небо Тавриды

В результате бомбоудара была потоплена одна баржа-лихтер, одна повреждена. Но и эскадрилья понесла тяжелую потерю: в машину летчика Шеховцова попал снаряд, она взорвалась при ударе о воду.

Галухин трудно переносил гибель друзей. Однако долго предаваться печали не позволяла война. Через два часа он уже получил приказание возглавить подготовку штурманов к ночному вылету на постановку мин в бухтах Севастополя…

И так день за днем…

В мае, когда бегство оккупантов из Крыма приняло панический характер, приходилось делать по два, по три вылета в сутки — с торпедами, с бомбами, с минами…

Как-то, после очередного доклада Галухина об успешном выполнении задания, наш полковой замполит Иван Григорьевич Шевченко воскликнул, невольно залюбовавшись спокойным, приветливым лицом любимого штурмана:

— Эх, знали бы гитлеровцы, видел бы сам их безмозглый фюрер, какой хороший, добрый человек отправляет на дно корабли с его вояками!

— Вынужден отправлять, — застенчиво улыбнулся Галухин. — Не мы начинали. А кончать некому, кроме нас…

Этот разговор я услышал 11 мая. Тогда мы еще не знали, что потопленный нами накануне крупный вражеский транспорт был новейший дизель-электроход «Тейя» и на его борту находилось три с половиной тысячи гитлеровских солдат и офицеров…

Три с половиной тысячи!

Участником того вылета довелось быть и мне. Во второй эскадрилье оставались одни молодые летчики, и в пятерку для усиления был включен наш экипаж, из первой. Галухин прекрасно подготовил штурманов к удару, с ходу вывел бомбардировщики на цель и первым сбросил бомбы, ювелирно выполнив все расчеты. Транспорт получил огромные пробоины в борту, накренился, начал тонуть на глазах у летчиков…

Это было 10 мая сорок четвертого года.

А на другой день Василий Григорьевич совершал свой последний боевой вылет в качестве штурмана эскадрильи: вскоре его назначили начальником бомбардировочной службы авиадивизии. Уже был освобожден Севастополь, оставалось два дня до того, как последний гитлеровский солдат поднимет руки на полуострове Херсонес.

В тот день группы полка уже сделали шесть вылетов. В семнадцать часов поступило еще одно донесение: транспорт, груженный войсками, под охраной сторожевых кораблей, обнаружен в открытом море. Нанести удар было приказано комэску-два, в качестве его заместителя снова послали меня.

Молодые штурманы собрались вокруг Василия Григорьевича. Мне всегда доставляло огромное удовольствие наблюдать за его работой. Вводная за вводной, вариант за вариантом, и в каждом свое, оригинальное решение. И рождается оно как бы общими усилиями, и первую мысль подает не опытнейший флаг-штурман, а какой-нибудь вчерашний новичок с горящими азартом глазами…

В семнадцать тридцать группа была в воздухе. Через час обнаружила конвой и с ходу устремилась на него. Над кораблями барражировали Ме-110, зенитки постановили мощный заградогонь. Но недаром Василий Григорьевич готовил свои варианты. «Мессеры» оказались много ниже нас, искусный противозенитный маневр с последующим выходом на цель сбил с толку вражеских артиллеристов. Транспорт мы потопили, потерь не понесли. На аэродром вернулись уже в сумерках.

Вот тут и состоялся тот упомянутый разговор. Галухин застенчиво уклонялся от поздравлений, подталкивал вперед молодых. Но от Ивана Григорьевича еще никому не удалось отвертеться.

— Какой симпатичнейший, черт побери, человек! — призвал он меня на помощь. — И как топит, как топит! Ну-ка придержи его, Минаков, а то убежит. А у меня к нему не одни комплименты…

Я придержал, и темпераментный наш замполит смог по порядку поздравить скромного штурмана и с потоплением транспорта, и с двести тридцать седьмым боевым вылетом, и… с представлением к третьему ордену Красного Знамени.

Пятнадцать вылетов Дмитрия Старикова

В небе над Эльтигеном особенно отличился однополчанин Литвинчука командир звена Дмитрий Стариков. Только за один день 6 ноября сорок третьего года, прикрывая десантников с воздуха, он уничтожил четыре вражеских самолета.

Диму я знал давно, еще по Ставрополью. Простой рабочий паренек, по комсомольской путевке попал в аэроклуб в Черкесске, затем в Ейское военно-морское авиационное училище. Окончил его накануне войны летчиком-истребителем. В июле сорок первого включился в боевые действия в составе 32-го истребительного авиаполка — будущего 11-го гвардейского. Вылетал на штурмовку вражеских колонн, смело вступал в бои с «мессерами».

"У Старикова рука сильного человека и глаз снайпеpa. В бою не подведет". Так охарактеризовал молодого пилота замкомэск Владимир Снесарев.

Дмитрий был невысок, коренаст, курнос. Сведенные в линию брови над светло-серыми глазами, твердые скулы, твердая черточка губ — результат постоянных предельных нагрузок. В деле сурово сосредоточен, в часы отдыха мягок и незлобив.