Гневный король (ЛП)

Я задержался у старших охранников возле штаб-квартиры Якудза в Токио и напечатал сообщение Ромеро и Данте.

Как Рейна? Есть обновления?

Ответ Данте пришел раньше ответа Ромеро.

Прошло десять минут. Перестаньте быть параноиком.

Глава Ямагучи-гуми кивнул в знак приветствия, проходя мимо меня.

Следующее сообщение было от Ромеро.

Без изменений. Не обращай внимания на своего идиота, брата.

У Ромеро было чувство юмора. Кто знал?

Я взял себя в руки, прояснив выражение лица, и вошел в офис.

Все главы синдикатов сидели вокруг стола, и, к моему удивлению, кресло за столом оставалось пустым. Мой взгляд скользнул по четверым мужчинам.

«Главное место зарезервировано для вас», — заявил Ямагути. Когда я сел, положив телефон лицевой стороной вверх рядом со стаканом воды, он обратился ко всем в комнате. «Пришло время принести настоящую кровь — молодую, компетентную кровь — в качестве главы Якудза. Ицуки Такахаси снова и снова доказывал свою некомпетентность».

Мой телефон загорелся, и я прочитал сообщение, мелькнувшее на экране.

Пришлось еще раз дать ей успокоительное. Кошмар.

Сообщение было от Ромеро.

Будьте осторожны и давайте ей только минимальную дозу.

— Мы тебе наскучили? Сумиёси усмехнулся.

Я отложила телефон и встретилась с ним взглядом. «Нет, но моя жена больна, и она мой приоритет».

Прошло мгновение, прежде чем комнату наполнил тихий ропот. «Мы слышали, что произошло. Наши самые искренние пожелания скорейшего выздоровления».

Я кивнул в знак благодарности. — Вы можете оценить мое стремление вернуться к ней домой.

Все четверо кивнули в унисон. — Хорошо, тогда давайте сразу к делу, — продолжил Ямагучи. «Мы предлагаем устранить Ицуки и поставить тебя на его место. Вы принесли нашей организации больше всего сделок, денег и успеха. Все, чего добился твой кузен, — это потерять их. Он сделал паузу для эффекта. «Те, кто выступает за то, чтобы Амон Такахаси (они никогда не признавали моего итальянского происхождения) — стать следующим лидером якудза, поднимите руку».

Кудо-кай был первым, кто поднял ладонь. Сумиёси последовал за ним. Инагава продолжал подозрительно наблюдать за мной. Он всегда опасался кого-либо за пределами своего непосредственного окружения. Начался ропот, но я не стал прислушиваться, не сводя взгляда с Инагавы. Голосование за переход от моего кузена ко мне должно быть единогласным. Его взгляд метнулся к первым двум голосам «да» , а затем вернулся ко мне. Может быть, дело в том, что он увидел, что мне плевать, а может быть, дело в чем-то совсем другом, но он тоже поднял руку.

«Я голосую за вас», — объявил Ямагучи, поднимая руку. Не то чтобы они могли удержать Ицуки у руля. Он был мертв в бункере без каких-либо шансов на воскрешение. «Ты возглавишь якудза».

На самом деле это не стало неожиданностью, но было беспрецедентным. Голосование за замену лидера якудза никогда не проводилось в истории организации, но, зная некомпетентность моего кузена, единогласное голосование было единственным способом.

«Пожалуйста, присоединяйтесь ко мне и поприветствуйте нового лидера якудза», — объявил Ямагучи. «Амон Такахаши».

Татуировщик уже ждал снаружи. Пришло время следовать традиции моего оджисана и сесть за написание символа кандзи, который представлял наш синдикат. Тот же символ, который моя жена носила на шее.

Остальные лидеры ушли, когда встреча закончилась, и когда моя татуировка была закончена, я вытащил оттуда задницу. Рейна нуждалась во мне больше, чем эти люди.

Мой телефон снова завибрировал.

Сообщение Данте мелькнуло на моем экране.

Маркетти и его жена едут из Италии. Он приводит свиту.

Ебать.

В моей голове была только одна мысль: я не мог позволить ему добраться до моей жены раньше меня.

21

АМОН

я

вернулся ко мне ровно на час раньше Маркетти. Спасибо, блин.

Моя жена была дома уже две недели. Все это время Сезар под прилежным микроменеджментом Данте искал Феникса, Ромеро задерживался на моей территории, а бабушка Рейны продолжала предлагать ей два цента, когда это было возможно.

Ничто из этого не беспокоило меня так сильно, как успехи Рейны. Она продолжала все больше погружаться в себя, отказываясь ни с кем разговаривать.

Первые несколько дней она вообще почти не разговаривала. Я обнаружил, что она тупо смотрит на океан. В основном она не реагировала, что было для меня гораздо более важным показателем ее психического здоровья, чем любой другой тест, проведенный врачом. Рейна обожала море, простого нахождения рядом с ним должно было быть достаточно, чтобы хотя бы вызвать легкую улыбку или смягчить взгляд.

Видеть ее такой чертовски больно, и все, чего я хотел, — это передать ей кусочки своего сердца и дать ей что-то, за что можно держаться. Но она отказалась от любой помощи, даже от папы. Даже не позволяла мне приближаться к ней. Если я подходил к ней на расстояние фута, она теряла сознание.

Ко мне ежедневно приходила терапевт, доктор Анна Фрейд, не имеющая никакого отношения к Зигмунду Фрейду, чтобы работать с ней. Я надеялась, что гарвардский психолог каким-то образом сотворит чудо, будучи ближе по возрасту к Рейне.