Гнёзда Химер

Уллы тем временем начали веселиться по-настоящему. Один из них, как мне показалось, самый старший в компании, забрался на стол и выкидывал там отчаянные коленца, нечто среднее между твистом и гопаком, если вы способны вообразить, как это выглядит. Остальные приплясывали вокруг стола, ритмично хлопая в ладоши, и хором пели: «Чуб-чуб-чуб-чуб-чуб — Чубарага! Люс-люс-люс-люс-люс — Люсгамар!» Они без конца повторяли этот незамысловатый текст, так что у меня была возможность выучить его наизусть. Боюсь, чего мне никогда не удастся, так это его позабыть…

— Это песня о твоем дядюшке Люсгамаре и его брате? — полюбопытствовал Хэхэльф. — А почему в ней не упоминаются все остальные?

— Экий ты темный! — хмыкнул Хатхас. — А может, ты тоже демон?

Хэхэльф шутливо ткнул его кулаком в подбородок. Через мгновение эти двое уже катались по полу, как разыгравшиеся щенки. Впрочем, тузили друг друга они вполне по-настоящему, только в отличие от классической, эта драка сопровождалась не надрывной руганью, а хохотом противников. Никто, кроме меня, не обращал на их потасовку внимания: уллы продолжали петь и плясать, а прочие посетители трактира почти с благоговением наблюдали за этим незабываемым зрелищем.

— Эй, Хатхас, ты не слишком усердствуй, — наконец сказал я. — Мне с этим парнем еще до Альгана добираться!

— Это кто еще не должен усердствовать! — промычал Хэхэльф откуда-то из «центра циклона». — Не бзди, Ронхул, я его в два счета сделаю!

Лишь четверть часа спустя эти двое угомонились и снова уселись за стол, красные, встрепанные и счастливые. Драгоценный шлем рыжего мирно успокоился под столом — как я понимаю, хозяину было глубоко наплевать на его участь.

— Так что там, собственно, с этой улльской песней? — с любопытством спросил я. — О чем они поют, если не о себе?

— Они поют о Чубараге и Люсгамаре, — пояснил Хатхас. — Но не о тех Чубараге и Люсгамаре, которые присутствуют здесь, а о своих древних богах. Чубарага и Люсгамар — это пивные боги, а мои приятели просто получили свои имена в их честь. Считается, что Чубарага и Люсгамар научили первых уллов готовить курмду. Поэтому, когда уллы напиваются, они всегда поют хвалебную песню своим богам и танцуют благодарственный танец — вот и все.

— А что это за боги такие? Вроде Варабайбы? Они тоже живут вместе с уллами и дают им добрые отеческие советы? — заинтересовался я.

— Не говори ерунду! — строго сказал рыжий. — Никто не знает, где живут улльские боги. Известно только, что сами уллы уходят к ним после смерти. Каждый идет к тому богу, в честь которого назван… Если разобраться, дяде Люсгамару повезло: ему светит целая вечность пива, с таким покровителем, как у него, не пропадешь!

— Здорово, — улыбнулся я. — А что, кроме пивных богов, есть еще какие-то?

— Спрашиваешь! У уллов много богов, я сам всех не припомню. Есть Агум — бог гнева; Гома Гэйгоба, который научил уллов писать и считать; Гамбустыг — изобретатель замков и запоров, оберегающих от краж; Бэга-Бэга-Тыга, исцеляющая от недугов, Ныздынбыба, обитающая в горячих источниках; Олгом — бог праведного возмездия; Гардумба — покровитель щедрости и устроитель первых пиров; Шаробыльбах — бог трудного дня, покровительствующий тем, кто встает на рассвете… Да всех и не упомнишь![63]

— Здорово! — уважительно кивнул я и машинально отправил в рот еще кусочек курмды. Сколько я ее сожрал за этот длинный дурацкий день — описать невозможно! Впрочем, на пол я уронил еще больше, особенно в конце «фестиваля»…

Под вечер я окончательно перестал осознавать происходящее, зато преисполнился счастливой уверенности, что Мир, в котором я живу, — чудное местечко, окружающие меня люди — создания ангельской кротости, а я — самый замечательный парень на свете, пользующийся всеобщей любовью и заслуженным восхищением. Словесная каша, в изобилии вываливающаяся из моего рта, казалась мне сборником великих откровений, а плохо скоординированные телодвижения — исполненными совершенно особой величественной грации… Да уж, могу себе представить!

Если честно, так нажираться мне удавалось только в далекой юности, да и то нечасто, всего пару раз, когда шквал дармового коньяка обрушивался на стабильно голодный желудок… Смутно помню, что в конце праздника я отплясывал вместе с уллами, с энтузиазмом подпевая: «Чуб-чуб — Чубарага» и то и дело восклицая: «Йох! Унлах!» — в точности, как мой давнишний собутыльник Таонкрахт, будь он трижды неладен. Волосатые чудовища одобрительно отзывались о моих хореографических талантах, а Хэхэльф смотрел на меня дикими глазами: до сих пор он считал меня вполне приличным человеком — и вот, на тебе!

Тем не менее у него хватило благородства не бросить меня в компании моих новых братьев по разуму. Утром я проснулся в шатре на палубе «Чинки», да еще и укутанный в волшебное одеяло Ургов — думаю, именно оно и помогло мне выжить! Хэхэльф уже был на ногах и взирал на меня с заметным сочувствием.

— Ты жив, несчастье? — снисходительно осведомился он.