Гнезда русской культуры (кружок и семья)

В Калуге Иван Аксаков имел еще одну важную, хотя и кратковременную встречу – с Белинским и Щепкиным. Они приехали в город 18 мая 1846 года, направляясь в южные губернии России.

К этому времени все связи Белинского с семейством Аксаковых уже были оборваны, а между Белинским и Константином Сергеевичем пролегла полоса резкой и злой полемики по поводу «Мертвых душ».

Но Ивана Сергеевича Белинский запомнил еще по петербургским встречам как умного, пытливого юношу, чуждого какого-либо фанатизма и крайностей. Белинский выделял его среди других славянофилов и хотел вступить с ним в более доверительные отношения, но Аксакова удерживало от этого чувство семейной солидарности и обиды.

Письма Ивана Сергеевича родным говорят о тех подспудных душевных движениях, которые обнаружили оба во время встречи в губернаторском доме Смирновых.

Константину Иван сообщал: «Мы раскланялись, он старался завести разговор, но я обхожусь с ним сухо и холодно. Впрочем, он не позволил себе ни одного намека не только на нас, но даже на Москву… Спрашивал о здоровье отесенькином и тонким образом давал мне знать, что ему хотелось бы иметь со мною искренний разговор…». В письме к родителям Иван Сергеевич признавался, что он и сам готов был сделать шаг навстречу Белинскому…

По-видимому, подробный разговор так и не состоялся, но лед неприязни и отчуждения был сломан. По крайней мере, когда Сергей Тимофеевич в ответном письме оскорбился тем, что Смирнова удостоила Белинского приема и разговора, Иван, в свою очередь, возмутился этим «оскорблением»: «Почему не удостоить Белинского разговором, его, человека умного и талантливого… По крайней мере, вся жизнь, вся деятельность этого человека прошла не в пошлых интересах… Я не люблю Белинского, но надо быть беспристрастным».

Белинский же, со своей стороны, сообщал Герцену: «В Калуге столкнулся я с Иваном Аксаковым. Славный юноша! Славянофил, а так хорош, как будто никогда не был славянофилом. Вообще я впадаю в страшную ересь и начинаю думать, что между славянофилами действительно могут быть порядочные люди. Грустно мне думать так, но истина впереди всего!»

Белинский говорит так, будто бы разговор все-таки состоялся и ему до конца открылась душа Ивана Сергеевича. Может быть, последний в письмах родным, уважая их чувства, преувеличивал свою сдержанность по отношению к Белинскому? Во всяком случае, Белинский сумел уловить в Иване Аксакове ту живую, движущуюся, постоянно поверяющую саму себя мысль, которая ставила его в особое положение среди славянофилов.

В апреле 1847 года Иван Сергеевич вернулся в Москву. Кончилась почти двухлетняя его калужская служба. Под крышей родного дома Иван Сергеевич прожил около года – до июня 1848 года, когда он отправился лечиться в Самарскую губернию, в Серные Воды.

Глава двадцать вторая В Москве и Подмосковной

Подмосковная Аксаковых нравилась им все больше и больше. Расположенное в нескольких часах конной езды от города, Абрамцево еще сохраняло отблеск первозданного изобилия и полноты и напоминало Сергею Тимофеевичу его родные места. «О подмосковной я природе в досаде слушать не могу!» – писал Аксаков под впечатлением от тех дач, которые приходилось ему снимать на летнее время, под впечатлением скудного и выхолощенного ландшафта. Иное дело – Абрамцево.

Там есть и парк, и пропасть тени,
И всякой множество воды;
Там пруд –  не лужа по колени,
И дом годится хоть куды.
Вокруг чудесное гулянье,
Родник с водою ключевой,
В пруде, в реке –  везде купанье,
И на горе и под горой…
Разнообразная природа,
Уединенный уголок!
Конечно, много нет дохода,
Да здесь не о доходах толк.
Зато там уженье привольно
Язей, плотвы и окуней,
И раков водится довольно,
Налимов, щук и головлей.

Жить бы в этом раю, наслаждаться семейным уютом, чтением, природой, рыбной ловлей, купанием, сбором грибов… Но разные беды и неприятности мешали этому.

Заметно пошатнулось здоровье Сергея Тимофеевича. Он стал плохо видеть левым глазом, который вскоре совсем отказал. Да и правый глаз заметно сдал. Аксакову грозила самая страшная беда для человека пишущего и творческого. Теперь он зависел от помощи других и даже письма должен был диктовать.