Гнезда русской культуры (кружок и семья)

Наш рассказ о новых лицах в кружке Станкевича будет неполным, если не назвать еще одного имени. Это Тимофей Николаевич Грановский, в будущем знаменитый историк, профессор Московского университета.

Правда, связи Грановского с кружком были пока мимолетными, так как он жил в Петербурге.

Одногодок Станкевича, Грановский в 1835 году окончил юридический факультет Петербургского университета. Первоначально он познакомился с проживавшим в Петербурге Неверовым, который решил сблизить своего нового товарища с московскими друзьями. Так, со своей стороны, поступал и Станкевич, поспешивший познакомить своего нового друга Бакунина с петербуржцем Неверовым. Оба руководствовались принципом: мой друг должен быть твоим другом.

В начале 1836 года Грановский проездом побывал в Москве. В это время и произошло его знакомство со Станкевичем и, возможно, другими участниками кружка. Вскоре это знакомство перерастет в прочную и глубокую дружбу.

Новые товарищи окунулись в царившую в кружке атмосферу дружбы. Со своей стороны они тоже влияли на эту атмосферу, вносили в нее свое, новое. Особенно это относится к Бакунину.

Нам уже знакомы его нетерпимость и резкость. Проявились эти его качества и в дружбе – проявились разнообразно, и в своих сильных, и в слабых сторонах.

В ноябре 1835 года, едва войдя в кружок, Бакунин отправил Ефремову следующее письмо: «Как все странно устроено на свете! Прежде нашего знакомства жизнь моя была безрадостная, сухая… Подружился я с тобой, друг мой, и внутренний мир мой сделался светлее, отраднее. Дружба наша укрепилась под благотворным влиянием одинаковых чувств и идей… В последнее наше свидание (речь идет о поездке Ефремова в Прямухино в октябре 1835 года. – Ю. М.) дружба наша усилилась. Я подружился также с Станкевичем, и здание моей будущности имеет уже прочное основание. Но отнимите вы эту опору, отнимите дружбу вашу – я думаю, что оно упадет и никогда более не подымется… Мы не можем никогда разойтись. Что до меня касается, то это был бы мой смертный приговор. Итак, будем жить вместе, сольем души наши в одну; стряхнем с себя оковы внешние: всякая победа над внешним миром будет шагом к нашему взаимному сближению».

Из письма видно, какое значение придает Бакунин дружбе. Сближение с единомышленниками оказало решающее влияние на всю его жизнь. Дружба заменяет все: житейские блага, успехи, чины, карьеру. Дружба – высокое духовное наслаждение, так как она открывает путь к благотворному воздействию друг на друга, к образованию и самовоспитанию, к интеллектуальному и нравственному совершенствованию.

Все это вполне в духе тех идей, которые сложились в кружке еще в начале 30-х годов.

Знакомо нам и ощущение избранности, пронизывающее письмо Бакунина. Не классовые или сословные привилегии выделяют человека, но умственные и духовные достоинства. Люди же, имеющие «одинаковые чувства и идеи», не могут не подать друг другу руки. Они как бы выполняют философский завет, вытекающий из самого устройства мироздания.

Но невольно обращает на себя внимание одно обстоятельство. Пожалуй, упомянутый философский завет Бакунин выражает так резко, как еще никто в кружке не выражал. «Итак, будем жить вместе, сольем души наши в одну…» и т. д.

Позднее Белинский скажет, что дружба возникает исторически, под влиянием различных житейских обстоятельств, подчас случайных. Нельзя приказать себе: будем дружить; нельзя заранее начертить перед собою план дружбы, исходя из отвлеченной мысли о том, что два или несколько человек близки по духу. Пусть они действительно близки, но множество непредвиденных препятствий может встать на пути их дружбы.

Бакунин же как бы исходит из абстрактной идеи дружбы. Будем дружить, и всё тут!

В то время, к которому относится упомянутое письмо к Ефремову, в биографии Бакунина имел место интересный и несколько таинственный эпизод.

28 декабря 1835 года Бакунин сообщает Ефремову о каком-то важном испытании, которому он должен себя подвергнуть. Выходя в отставку, он, Бакунин, покинул «общую дорогу богатства, света и чинов». Но предстоит сделать еще один шаг – поехать в Петербург, чтобы разорвать связь с одной особой. Имени ее Бакунин не называет, но совершенно ясно, что это женщина, которая была ему дорога, которую он любил и которая, может быть, любила его.

Бакунин пишет: «Я еду, я непременно хочу ехать зимой в Петербург – я хочу опытом разорвать последние струны, связывающие меня с внешним миром. Я хочу видеть ее, хочу удостовериться в том, что она – не что иное как простая женщина, добрая, умненькая, образованная, но что образ, в котором она возвышалась над всеми этими качествами, образ, который поставил ее в мир идеальный, принадлежит мне, моему воображению. Друг мой, опыт этот для меня необходим. Я еще мало испытал ударов судьбы, я сильный вышел из тяжелой борьбы; мне нужен еще один, последний удар, который бы мне дал право разорвать все свои связи с внешним миром и предать его поруганию».