Гнезда русской культуры (кружок и семья)

«Ты сам поймешь, – писал Белинский, – что такой любящей и идеальной… душе, как моя, не возможно не иметь предмета обожания, – о, Николай, понимаешь? (Эти слова надо прочесть несколько в нос.) Барышня нашлась». Белинский шутит, пытается представить все в ироническом свете. Но тогда ему было не до шуток.

У «барышни», то есть у Александры Щепкиной, уже были романические отношения с Михаилом Катковым, молодым человеком, только что закончившим Московский университет и вошедшим в кружок Станкевича, когда последний уже уехал за границу. Но вел себя Катков с Александрой неопределенно; порою ей казалось, что он ее не любит, и вот тут-то обратила она взоры на Белинского. Не избалованный женским вниманием, Белинский почувствовал «нечто такое», от чего, по его словам, в душе его «все перевернулось».

Но свободно отдаться своему чувству Белинский не решался: слишком горестен и изнурителен был только что пережитый опыт. Да и сомневался он в своей любви: слишком много душевных сил и трепетных мечтаний было отдано другой девушке, Александре Бакуниной. Не был он до конца уверен и в чувстве Щепкиной: не мимолетная ли это прихоть, не результат ли временных обстоятельств, скажем, разлада отношений с Катковым?

Белинский решился посвятить в свои переживания брата Александры Щепкиной Николая, человека справедливого, умного и тактичного. Николай выспросил сестру и получил довольно ясный ответ. Ей невыразимо приятно, сказала она, быть с Белинским, видеть его; но когда он уходит, она с трудом удерживает в сознании его образ.

Нет, так не любят, решил Белинский. Подозрения его всецело оправдались.

На этом, вероятно, и закончилась бы «гистория с барышней», если бы не вмешались в нее третьи лица.

Особенностью кружковой жизни было то, что друзья стремились к полной откровенности. Они были в курсе всего, посвящали друг друга в тайное тайных своих переживаний. Увы, проистекали из этой откровенности не только добрые последствия.

Белинский испытывал острую потребность рассказать о своих отношениях с Щепкиной. Но кому? Бакунин и Станкевич были далеко. «Горькую чашу во имя дружбы», как выразился Белинский, пришлось пить двум другим милым его сердцу друзьям – Боткину и Константину Аксакову.

«Аксаков был поверенным моего обожания барышни, – писал Белинский, – принимал в нем живейшее участие и целые вечера проводил со мною в болтовне об этих пошлостях…»

Но если Константин Аксаков никак не злоупотребил доверием Белинского, то другой его поверенный, Боткин, вел себя иначе. Зная от Белинского о сомнениях в своем чувстве, а заодно, видимо, сомневаясь и в чувстве Александры Щепкиной, Боткин, со своей стороны, решил поговорить с ее братом, Николаем. Белинский вскоре узнал об этом разговоре, узнал, что Боткин вел себя по отношению к нему не совсем корректно – «позволил себе… плюнуть во святая святых души моей».

Белинский расценил это как предательство.

Позднее Боткин оправдывался, говорил, что он действовал из лучших побуждений, и притом с ведома Белинского. Возможно, и так. Но необходимого такта он явно не проявил, слишком легко играя чувствами Белинского, забыв о душевном состоянии своего друга, о том, что каждый его нерв был натянут до предела.

Но вскоре отношения друзей вновь наладились. В апреле 1839 года, сообщая Станкевичу о поступке Боткина, Белинский прибавлял: «Так как он это сделал по слабости характера, то я простил его в душе моей». В этих словах – весь Белинский, с его незлобивостью и детской отходчивостью.

Забегая вперед, заметим, что судьба Александры Щепкиной сложилась несчастливо. Спустя два года, 31 декабря 1841 года, она умерла от чахотки – того рокового недуга, который свел в могилу Любу Бакунину, и не только ее…

Свой роман с Щепкиной, который даже не назовешь романом, так он был мимолетен, Белинский объяснял прихотью воображения, фантастическим направлением чувств и т. д. Но мы-то, зная его состояние, понимаем, что это не совсем так. Да и сам Белинский, анализируя свои переживания в конце 1838 года, то есть к моменту, когда определились его отношения с Бакуниной, выдвигает совсем другие мотивы, отнюдь не сводимые к фантастичности и капризу воображений.

«Осенью жажда любви превратилась во мне в какую-то томительную хроническую болезнь… Я стал мечтать о разумном браке, забывши, что – как бы ни был он разумен, а для него нужны средства и средства». Тут и подоспела Александра Щепкина, тут и началась «гистория с барышней». «На меня бросили несколько взглядов, которых я не смел еще решительно растолковать в свою пользу, но от которых я ощутил в душе бесконечное блаженство…» Очень скоро выяснилось, что надежды Белинского были неоправданны и преждевременны. В этом и только в этом смысле можно говорить о фантастичности его образа мыслей.

Но не зря обращался Белинский к силе своего духа, недаром говорил, что умеет «страдать и не падать».