Гнездо аиста

– Молчи! Время твоей реплики еще не пришло. Итак, мы покажем сейчас финальную сцену. Мы разыграем ее прямо на ходу, ведь все действующие лица подобрались как нельзя кстати… Эй, ав… Ох, пардон! Клим, ты помнишь, что я прочитал об аистах? Неужели забыл? Как ты мог?

Силясь понять, о чем именно тот говорит, Клим пожал плечами. Иван сбивал его с толку, и ему никак не удавалось сосредоточиться. Он видел перед собой то птицу, то паяца, и маски менялись так быстро, что требовалось приложить усилие, чтобы за ними уследить.

– Ты помнишь, Клим! – уверенно заявил Таранин. – Ты не мог этого забыть. Тебе хочется забыть – вот это верно.

– Почему? – спросил он.

– Потому что тебе это не понравилось. Даже больше, чем то, что аист выпустил в мир гадов. Уж с гадами-то мириться у тебя получается, когда тебе это нужно… Вот в чем разница между нами: ты заставляешь себя мириться с тем, что считаешь злом. А я уничтожаю то, что кажется злом мне.

Зина встревоженно оглядела обоих и поправила остриженные волосы, которые нравились Климу все больше:

– О чем вы говорите?

– Да, о чем ты говоришь? – подхватил Клим, почуяв недоброе.

Иван сделал возмущенный жест:

– Да вы совсем простачки, дети мои! Даже скучно… Ведь мой замысел лежит на поверхности, неужели вы его не видите?

– Я ничего не вижу! – рассердилась Зина. – И перестань выставлять нас идиотами!

Он захохотал, запрокинув голову:

– Актриса должна быть дурой! Хорошо сказано, ей-богу!

Она сухо напомнила:

– Ты тоже актер.

– Но я уже развился до режиссера, – перестав смеяться, Иван картинно отер слезы. – Ну ладно, раз вы ни черта сами не видите, придется объяснять на пальцах… Наша финальная сцена будет носить кодовое название «Суд над самкой, заподозренной в измене».

– Не смешно! – резко выкрикнула Зина, отступив.

Указывая на нее пальцем, Иван заливисто захохотал:

– Испугалась! Вот что значит нечистая совесть… Не бойся.

Внезапно сморщившись, он вдруг крикнул:

– Занька, так ты не шутишь? Ты действительно решила уйти от меня? Ты думаешь, я тебе позволю?

Она вся сжалась и беспомощно повернула к Климу похудевшее лицо. Вскочив, он хотел прийти ей на помощь, но Иван опять резко вскинул руку и выкрикнул, шагнув к краю сцены:

– Сидеть! Зритель не имеет права вмешиваться в ход действия!

– Разве это спектакль? – через силу сдерживаясь, спросил Клим.

– А ты думал что? Забыл старика Шекспира? Весь мир… И далее по тексту… Смотри, жена! Я – аист. Видишь аиста?

Он как-то неуловимо изогнулся, и в походке его появилось что-то птичье. Оглядев его, Зина мрачно сказал:

– Вижу.

– А ты? – повернулся он к Климу.

– И я…

– А ты видишь, как мне больно? Это больно, когда тебя предают… Ты знал это, автор?

Не ответив, Клим стиснул подлокотники кресла. Выждав, Иван сказал за него:

– Ты знал. Ты же талантливый человек, черт бы тебя побрал… А вдобавок еще и доктор. Психиатр, да? В таком случае ты хорошо знаешь, как ведет себя человек в состоянии аффекта.

На последнем слове Клим вскочил и бросился к сцене. Но Иван опередил его. Подскочив к Зине, он звонко крикнул:

– Он убивает! Верховный суд аистов вынес смертный приговор!

– Берегись! – закричал Клим и в ту же секунду понял, что опоздал.

Уронив нож, Иван сделал шаг назад, а Клим, словно повинуясь натяжению невидимой нити, шаг вперед. Зина не упала. Она стояла к нему боком и с каким-то удивлением рассматривала пятно, с хищной прожорливостью заглатывающее ее грудь. Оцепенев, Клим смотрел на кровь и чувствовал, что она вытекает из него – бесшумно и неумолимо.

– Я умираю? – вдруг жалобно спросила Зина и, захлебнувшись, упала на колени.

Клим подскочил к ней одним прыжком и крикнул, срывая голос:

– Вызови же «Скорую»!

– Зачем? – спросил Иван, не шевельнувшись. – Я не для того это сделал, чтобы ее спасли. Вот что ты наделала, Занька! – крикнул он, взмахнув стиснутыми кулаками. – Зачем? Ведь все было так хорошо!

– Нет, – прошептал Клим. – Не надо…

Ему тоже хотелось кричать, вопить от ужаса и беспомощности, но он боялся напугать Зину, которая пыталась что-то сказать. Вместо слов на ее губах вздувались красные пузыри.

– Дай телефон! – едва не плача, взмолился Клим. – Я все для тебя сделаю! Дай телефон… Она же умрет!

– Конечно умрет. Вы должны были раньше подумать, что со мной нельзя так поступать, – уже успокоившись, согласился Иван. – Я ведь предупреждал, что вам меня не одолеть… Но вы ничего не желали слышать!

– Клим…

Он склонился к самому ее лицу:

– Да, милая моя, любимая…

– Всё… самое хорошее… случается только во сне… – у нее в горле влажно захрипело, и Клим закричал от этого жуткого звука, уже поняв, что больше не может ее испугать.

Она доверчиво обмякла в его руках, не сумевших защитить ее и даже не приласкавших так, как этого обоим хотелось. Воздух сгущался, застревая в горле, и все резче пах кровью, будто у Клима тоже вздувались на губах красные пузыри. Он сглатывал их, а они надувались снова и снова, мешая дышать.

«Почему я жив?! – кричал в нем от горя каждый нерв. – Зачем я жив?»