То, что сейчас Клим застыл истуканом перед женщиной, которая и дорогу-то в больницу забыла, казалось ему самому столь невероятным, что его то и дело подтрясывало, как случается с космонавтами, когда они оказываются за пределами привычной атмосферы.
Так и не ответив самой себе, Зина молча усадила его в первом ряду и собранным, решительным шагом направилась за сцену. «Вот мое предназначение, – подумал Клим с тоскливой иронией, – вечный зритель в первом ряду. Сидеть и смотреть – вот все, что она может мне позволить. Себе позволить. Недавно у меня и этого не было… Хорошо уже то, что она пришла. Значит, не избегает меня».
Его вдруг опять швырнуло от безнадежности к полной эйфории: «А ведь мы не договаривались, что они покажут спектакль именно сегодня! Это могло произойти и через неделю, и через год. Она не захотела тянуть! Почему? Почему?!» А в ответ все в нем уже вопило от восторга: «Она хотела меня видеть! Она тоже…»
Зал понемногу заполнялся, вокруг мелькала милицейская форма, двигали стулья, перекрикивались и даже переругивались, одергивали… То и дело приходя в себя, Клим ненадолго обретал обычную насмешливость и говорил себе, что выглядит сейчас не лучше этих пацанов, не умеющих смотреть на все трезво. Его взгляд никак нельзя было назвать трезвым, но все же Климу удалось сосредоточиться, когда артисты выскочили на сцену.
Они и в самом деле выскочили. Даже сдержанная Тоня и неуклюжий Петька. Не говоря уже о Зине, в которую словно бес вселился. Она успела соорудить на голове «хвост», который перехватила невероятным количеством разноцветных резинок так, что он стал похож на волшебную метелку. Ноги ее были обтянуты розовыми лосинами, и Клим впервые увидел их целиком. Впрочем, внутри у него все уже раскалилось до такой степени, что если б у Зины где-нибудь и обнаружился изъян, Клим его попросту не заметил бы…
Он хохотал, как обещал, только что не повизгивая, и аплодировать начинал первым, приходя в восторг от каждой пародии, которые, надо сказать, были очень умелыми и остроумными. Только на мгновение Клим перестал смеяться, когда оба партнера подхватили Зину на руки. Но поскольку в этот момент она изображала старую ворчливую театральную уборщицу, все это выглядело совсем не эротично, и он успокоился.
Оглядевшись, Клим неожиданно увидел вокруг совсем не тех ребят, что сошлись у него на беседу. И уж тем более не тех, которых доставляли в приемник-распределитель по одному, зачастую волоком. Сейчас в зале были дети. Просто дети. Не бегущие от жизни и не сражающиеся за нее, а наслаждающиеся ею.
«Вот что им нужно, – испытав легкое потрясение, понял Клим. – Радость. Обычный праздник. А если через несколько минут Зина заставит их заплакать, это тоже будут совсем другие слезы…»
После концерта он попытался объяснить это Зине, но она только махнула рукой:
– Клим! Не раздувайте из мухи… Это они после разговора с вами так раскрылись. Вы их разбудили, а то играть бы нам в полной тишине. Так что мы сделали это вместе, мне чужой славы не надо!
– У нас хорошо получилось, – опять разволновавшись из-за пустяка, сказал Клим.
И вдруг, окончательно утратив самоконтроль, умоляюще спросил:
– Как вы думаете, у меня могли бы быть хорошие дети?
Она не стала изображать сочувствия и хватать его за руку, чего Клим вообще-то терпеть не мог, хотя от нее, конечно, принял бы с радостью. Но Зина лишь задумчиво сказала:
– Хотела бы я посмотреть на них…
– Только посмотреть?
У нее вопросительно подобрался подбородок:
– Ну… Пожалуй, я с удовольствием поработала бы с ними. Если б вы захотели увидеть их на сцене…
Клим разочарованно проронил:
– И все?
– А вы чего хотели?
Они уже снова сидели у него в кабинете на маленьком диване, на который Клим никогда не пускал пациентов. Это был его простенький райский уголок, где он мог свернуться, как в детстве, и безбоязненно закрыть глаза. Конечно, дверь перед этим он тщательно запирал.
Зинины дети наспех устроили для одичавших беглецов дневную дискотеку, в которой просматривалось что-то от похоронного веселья, поскольку кругом стояли дамы в милицейской форме. Климу хотелось понаблюдать, как Жоржик выделывает почти акробатические чудеса, как танцует Тоня – задумчиво, будто слышит совсем другую музыку, как, счастливо похохатывая, топчется на месте маленький Петька, то и дело приседая и хлопая самому себе.
Но еще больше ему хотелось увести Зину к себе в кабинет, что Клим и сделал. Однако дети преследовали его – если не наяву, то уж точно в мыслях. И это наконец прорвалось в совершенно непозволительном вопросе. Только это Клим понял уже позднее. А когда Зина спросила, чего же он, собственно, хочет, Клим только сказал, устало откинув голову на спинку дивана:
– Мы хотели, чтоб у нас были дети.
– Ну конечно… я понимаю…
– Нет, вы как раз не поняли. Это мы с вами хотели…
– Что?! А… Господи, Клим, мне уже страшно! Этот сон перерастает у вас в навязчивую идею. И у меня тоже… Вот что вы наделали! Я все время пытаюсь представить, что же там происходило…