Гнездо аиста

– Нужно соображать, с кем имеешь дело, – жестко ответил Клим, обращаясь уже к Ворону, который быстро, сердито поглядывал на него, не поднимая головы. – Есть сотни девчонок, которым это понравилось бы. Потому что… Вспомни, о чем мы говорили сегодня! Это их уровень. И твой, раз ты так себя подаешь. А эта девочка, – он осторожно опустил руку на подрагивающее Тонино плечо, – намного выше тебя. Разве ты сам этого не чувствуешь?

Не отозвавшись, Ворон отвернулся и кулаком вытер окровавленный нос. Клим безжалостно продолжил:

– Если ты хочешь такую девочку, то должен подняться до нее, а не стаскивать ее вниз… Только у тебя все равно ничего не выйдет.

– Почему это? – внезапно заговорил Ворон.

– Кишка тонка.

– Чего?!

– Что слышал. У тебя смелости не хватит сделать вверх хоть один шаг.

Мальчишка с вызовом крикнул, выпрямившись:

– А может, хватит! Вы-то откуда знаете…

Он начал подниматься, стараясь ни на кого не смотреть. Проверив пальцем, не бежит ли кровь, Ворон метнул в доктора ненавидящий взгляд, шумно выдохнул и вдруг сказал:

– Извини… Тоня.

– Я больше не сержусь, – произнесла она тоненьким голосом, неожиданно рассмешившим Клима.

Ему сразу стало легко и весело, как в те минуты, когда шел капустник. Будто только что представленная сцена была последним его актом, и все было продумано заранее. Он наконец решился и посмотрел на Зину, а она, ахнув, звонко всплеснула руками:

– Клим! Я совсем забыла! Мы же торт принесли. Он в холодильнике…

Глава 11

Впервые Зина приближалась к своему дворцу, не испытывая желания ускорить шаг и взбежать по трем невысоким ступеням, ведущим к колоннаде. Она привыкла думать именно так: «мой», «наш дворец». Не выросшая в ней девочка тешилась этой мыслью: «Я живу во дворце с прекрасным принцем». Лучше этого ничего и представить было нельзя…

Когда Иван впервые ввел ее в этот дворец (конечно, в сопровождении матери), им обоим было по пять лет, и они были дружны, словно Кай и Герда. Зина не сомневалась, что и теперь бросилась бы спасать его сквозь льды и пургу, если б опасность грозила ему извне. Но она не представляла, как защитить Ивана от него же самого.

Она еще помнила того высокого, улыбчивого мальчика, который забрал ее в сказку прямо из «стандарта» – ветхого засыпного барака. И знала, что любая девочка в их переулке мечтала оказаться на ее месте. Тогда никто и представить не мог, что этот подросший принц однажды приведет и поселит в своем дворце шайку разбойников и вдобавок захочет стать одним из них.

Зина уже давно поняла, что сказка кончилась, не так уж она была наивна, но все цеплялась за иллюзию, ведь та срослась с ее жизнью так крепко, что оторвать можно было лишь с кровью. И это тянулось и тянулось, как путаная тропинка в лесу, что водит человека по кругу, а он все надеется выйти к свету…

Но сегодня Зина оглядела потрескавшийся фронтон как-то по-новому – беспристрастным взглядом постороннего, и нашла, что все эти провинциальные дворцы культуры так жалки и нелепы в своем подражании греческим образцам, что лучше бы их совсем не было.

«Это тоже игра, – эта мысль оказалась тягостной, хотя именно игра составляла основу ее жизни. – Все не по-настоящему. Мы все только изображаем из себя что-то. И дворец тоже… Мы изображаем даже любовь, хотя в ней-то притворство преступно. А настоящее – где оно?»

Перед ней тотчас возникло раскрасневшееся лицо Клима, готового и заплакать, и засмеяться. И поцеловать, и ударить… «Не меня!» – тотчас добавляла Зина, и это было правдой. Но в той же степени было правдой и то, что он ударил мальчишку именно из-за нее. Это она довела все внутри Клима до кипения, и в тот момент из него просто вырвался пар. Она поверила в его неловкие объяснения, что вообще-то у него нет привычки бить своих пациентов…

Зина потянула тяжелую дверь и вошла в маленький кассовый зал, где давно затихла всякая жизнь, потому что последний киносеанс состоялся уже несколько лет назад. Теперь касса открывалась только в те дни, когда «Шутиха» давала очередной спектакль. Иван часто повторял, что собрал и объединил всех сумасшедших в этом городе, готовых развлекать нормальных людей. Отчасти именно так это и было, потому что работали они одержимо, не считаясь со временем и усталостью. А актерское отделение института культуры каждый год выпускало в свет новых безработных артистов, с которыми Иван обходился как с женщинами – соблазнял, брал от них все что можно и без сожаления бросал.

Поздоровавшись с вахтершей, которую все артисты звали просто тетей Наташей, Зина поднялась на второй этаж, но, не услышав нигде голоса мужа, на цыпочках побежала наверх. Еще раз, настороженно прислушавшись, она села на ту же ступеньку, где они разговаривали с Климом, когда Зина еще даже не знала его имени. Но разговорилась, потому что у него было такое доброе и немного несчастное лицо.