Она вдруг покраснела так забавно и трогательно, как девочка, которую родители застали разглядывающей свое тело. Солнце падало на тот край дивана, где сидела Зина, а Клим оставался в тени. И ему было приятно смотреть на нее – искрящуюся, ослепительную, но не до той степени, когда уже режет глаз, а когда еще радует. Ему было внове получать удовольствие только от того, что он видит женщину, и Клим все время чувствовал себя слегка пьяным.
– Хотите, я расскажу вам, что там было? – тихо спросил он, не шевелясь, чтобы не спугнуть ее.
К ней уже вернулся обычный цвет лица, но после такого нервного румянца Зина выглядела побледневшей от страха. Не сводя с него широко раскрытых глаз, которые тоже золотились от солнца, она медленно кивнула.
– Там была старая разлапистая береза, и вы по ней бегали, а я все боялся, что вы зацепитесь косами, – заговорил Клим, замечая, что с каждой фразой задыхается все сильнее. – Но этого не случилось. Вы подошли ко мне и…
– Легла рядом…
– Откуда вы знаете? Я уже говорил это?
– Я не знаю этого. Я просто вижу то, о чем вы… А потом?
– Потом… Вы сказали, что хотите, чтоб я был в вас постоянно.
Она спросила почти шепотом:
– А вы были во мне?
– Да. И мы оба хотели оставаться так до тех пор, пока не умрем от истощения. Это вы можете представить?
Растерянно улыбнувшись, Зина сказала:
– Кажется, могу.
– А еще им сказали, что мы теперь выше всех. И нас никто не догонит…
– Странно…
– Что?
– Сны обычно не запоминаются так хорошо. Чтобы помнить каждое слово.
Клим обрадовался:
– Вот я и говорю, что это было что-то другое!
– Что? Провидение? Ну перестаньте! Это уже мистика какая-то…
– Я просто сдохну сейчас, если вас не поцелую!
Она нервно засмеялась, но не успела встать, как собиралась, потому что Клим опередил ее. Он очутился перед ней на коленях прежде, чем Зина сообразила, как увернуться. Его лицо грело ей колени через тонкую ткань сарафана, и Зина подумала, как же он разгорячен. Но подумала без смятения и страха, уже приняв то, что внутри него и в самом деле разгорелся настоящий огонь.
– Милая моя, – прошептал он, не отрывая лица, но Зина услышала. – Никогда со мной такого не было, никогда… Помните старую песенку? Дворовую… «Я готов целовать песок, по которому ты ходила…» Мне всегда смешно было ее слушать. Я в такое не верил… А сейчас чувствую – готов.
А она чувствовала, что у нее уже увлажнилась кожа – так горячо Клим дышал на ее ноги через материал, прижимаясь уже не к коленям, а выше. Если б он ощутил эту влагу, то мог бы принять ее за признак нетерпения, и тогда его уже не остановить… Зина безразлично подумала, что нужно отодвинуться, встать, совсем уйти от него, но даже не шелохнулась. В животе у нее, то пронзительно натягиваясь, то растекаясь толчками, накапливалось наслаждение, и Зина просто не находила в себе сил прервать его.
Внезапно Клим поднял лицо – тоже мокрое, бессмысленное и счастливое, но она снова прижала его, даже не задумавшись, что делает. Он стал целовать ее прямо через платье, а рука его все же забралась под него, и Клим вздрогнул, коснувшись горячей влажной кожи. На мгновенье его потемневшие, безумные глаза возникли перед ней, но Зина только жалобно выдохнула:
– Нельзя…
Но он не успел даже ответить, потому что до кабинета долетел пронзительный крик. Не помня голоса, Клим почему-то сразу понял, что кричит Тоня, и тревога отрезвила его, как ледяная струя. Зина вскочила, наспех поправив платье и волосы, и взглянув на него, пробормотала:
– О господи, на кого мы похожи!
Клим не стал выяснять на кого. Он уже бежал к актовому залу, где оставил детей. Зина была рядом, и они то и дело сталкивались плечами. Еще из коридора он увидел, как девочка яростно отбивается от Ворона, со знакомой ухмылкой хватающего ее. Остальные мальчишки скакали вокруг и хохотали, а никого из стражей порядка уже и в помине не было. Клим ворвался в зал, едва не сбив с ног Жоржика, который бросился за помощью, и с разбега ударил Ворона. Тот отлетел к сцене и сильно стукнулся головой. Но Клима это даже не взволновало, хотя милиция уже была тут как тут.
– Ты, грязный подонок! – заорал он, закрыв собой Тоню, хотя никакой угрозы уже не было. – Скоты вы паршивые! Эти люди принесли в вашу смрадную жизнь хоть капельку света, а вы и его ухитрились… за… загадить.
Тишина тяжело повисла на нем, заставив бессильно опустить руки. Мальчишка у сцены, бороздя подошвами, подобрал колени и спрятал разбитое лицо. Клим обвел взглядом другие лица, не решаясь взглянуть на Зину, и увидел восхищенные глаза Жоржика. Они блестели, как черные маслины, которые Клим так любил, хотя и редко себе позволял.
«Вот это здорово! – кричали ему эти глаза. – Так с ними и надо!»
«Нет, так не надо, – мысленно возразил Клим. – Но так получилось…»
– Доктор, да он просто придуривался, чего она так перепугалась? – хлюпнув в тишине носом, спросила Света.