Гнездо аиста

– А у меня был кот Кузя! – обрадовалась Зина. – Он жил лет семнадцать, не меньше.

Иван с отвращением заметил:

– Удивляет меня эта страсть разводить дома всякую живность. Звери должны жить в природе. Попробуйте доказать, что это не так!

Не решившись что-либо доказывать, Клим негромко сказал:

– Вы извините, я должен успокоить жену… Да, кстати… Она ничего не знает о пьесе. О «Лягушке». Не надо при ней говорить… Пожалуйста.

Проводив его взглядом, Иван озадаченно спросил:

– А что это она у него такая дикая?

– Она больна, – безучастно ответила Зина, стараясь ничем не выдать себя.

– Вот привет! Что ж ты раньше не сказала? Мы ничего тут не подцепим?

– Шизофрения не заразна, насколько мне известно…

Он даже присвистнул:

– Шутишь?!

Зина успела сказать только:

– Нет.

– Да, я же хотел чайник, – озабоченно проговорил Клим, снова появившись в коридоре.

– Не надо! – попыталась остановить Зина, но ее муж охотно поддакнул:

– Вот-вот, мы на чай и приехали! Такое славное чаепитие в кругу семьи… Очень успокаивает.

Клим скользнул по Зининому лицу тревожным взглядом, но ничего на это не ответил. Он выглядел таким домашним и мягким в своих синих шлепанцах и такого же цвета футболке с короткими рукавами, что Зине захотелось прижаться к нему всем телом и успокоиться в этом мирном тепле. В отличие от Ивана он почти не загорел, и в этом ей тоже увиделся признак домашности. И хотя дом-то был не ее, Зине почему-то все равно это нравилось. Даже сейчас, когда Клим был так явно встревожен и возбужден их появлением, от него исходил глубинный покой, который бывает в людях с чистой совестью, не изводящих себя мелочами.

«А его ведь не совсем чиста, – подумала Зина с сожалением, понимая, что именно она эту совесть и запятнала. – Или к этому врачи относятся не так щекотливо?»

Она вдруг поймала себя на том, что смотрит на него и улыбается. И тут же встретила взгляд мужа – застывший, совсем неживой, будто сердце у него внезапно оледенело, как у маленького Кая, потерявшего свою Герду. В его глазах больше не было вопроса. Он уже не спрашивал: «Я теряю тебя?», он знал это. Зина улыбнулась и ему и сама почувствовала, что это вышло умоляюще.

– Да, чайник, – повторил Клим и, как-то неловко повернувшись, будто не видел стен и боялся удариться плечом, ушел на кухню.

– Ты действительно собираешься пить чай? – спросила Зина у мужа.

– Он живет как нищий, – сказал Иван вместо ответа.

– Ну и что? Мы тоже не утопаем в роскоши.

– Но можем.

Он вдруг шагнул к ней и быстро, сбивчиво заговорил, то поднимая, то опуская глаза:

– Хочешь, я изыму все деньги из дела? Купим большую квартиру. Нет, лучше дом! У нас будет свой дом. Пора завязывать с этой студенческой жизнью, как ты считаешь? Я обставлю его, как ты захочешь. Ты будешь просыпаться в кровати с балдахином… Хочешь?

– Нет, – сказала Зина не потому, что ей уже этого не хотелось. Ей никогда этого не хотелось. Она с детства приучила себя желать лишь того, что действительно может быть доступно, и никогда не изводила себя мечтами о доме в Париже и о романе с кинозвездой.

Иван посмотрел на нее со страхом, потом отошел к невысокому книжному шкафу, светлый лак которого потрескался от старости, и обеими руками взялся за боковинки. Он молча стоял, словно пригвожденный к этому шкафу, набитому чужими мыслями и страстями, а Зина с беспокойством прислушивалась к воцарившейся внутри нее пустоте: «Что это? Мне же должно быть хотя бы жаль его… Отчего мне так хочется, чтобы он просто исчез сейчас? Это ведь бесчеловечно, если на то пошло! Я тысячу раз читала, что любовь делает человека добрее… Где же во мне эта доброта?»

– Познакомьтесь, – раздался сзади голос Клима. – Это Маша. Моя жена.

У Зины тотчас провалилось куда-то сердце и потом еще долго не могло вспомнить привычный ритм. Она повернулась, чувствуя, как Клим пристально следит за ней, и без улыбки, которая могла показаться ему деланой, протянула руку:

– Здравствуйте. Меня зовут Зинаида Таранина. Иван?

Умение притворяться уже взяло над ним верх, но Зина все же успела заметить, как по его лицу проскользнул отсвет потрясения. «Есть от чего раскрыть рот», – мысленно согласилась она с мужем, хотя ей стало неприятно от того, как не вовремя он проявил откровенность.

Жена Клима вышла к ним в ярко-красном прозрачном халате, не скрывающем короткой черной комбинации. Жидкие светлые волосы ее тоже были повязаны широкой красной лентой.

«Такие носили в семидесятые или даже раньше», – с трудом вспомнила Зина, потому что была тогда еще ребенком, а Маша, конечно, уже девушкой, и эта лента осталась для нее символом юности. В ее наряде неприкрыто просматривался вызов, но Зине он показался жалким, почти детским. Так некрасивые девчонки разрисовывают свое тело татуировками, чтобы хоть чем-то выделиться.

«Бедная», – подумала Зина с тем самым состраданием, которого ей не хватило на собственного мужа.