Ее волнение выдавало лишь то, что она то и дело отбрасывала со лба челку. Но в целом ее самообладанию могли бы позавидовать спартанские мальчики. Решив не поддаваться на ее провокационные выпады, Клим спокойно ответил:
– Конечно, она мне нравится.
– Очень?
– А что, по-твоему, значит очень?
Нисколько не сконфузившись, Тоня задала очередной вопрос:
– Вы ведь в нее влюбились?
«Да, – ответил Клим про себя. – Я влюбился…»
Он молча смотрел на нее и ждал продолжения, и тогда девочка впервые дала волю раздражению:
– Ну что вы молчите? Боитесь, что я папе скажу? Так не бойтесь. Я не собираюсь вас выдавать. Это мне нужно знать. Самой.
– Да, – поглядев в окно, сказал Клим.
Она растерянно переспросила:
– Что да?
– Я люблю ее. Твою маму.
Тоня вскочила с дивана, будто ее ужалили, и пронзительно вскрикнула:
– Зачем вам это надо? Вы ведь женаты! И у нас семья… Оставьте ее в покое!
Даже не улыбнувшись над тем, как она вдруг заговорила, Клим негромко сказал:
– Я не могу.
– Не можете?
– Не могу. Я не должен тебе этого говорить, но раз уж ты хочешь понять… Я только и думаю, когда увижу ее в следующий раз.
– Вы с ней… Вы с ней… – девочка захлебнулась словами и в отчаянии сжала кулачки.
Клим предупреждающе вскинул руку:
– Нет-нет! Если ты об этом… То можешь мне поверить: ничего не было.
«Ну, почти ничего», – сделал он про себя оговорку. Несколько секунд она продолжала так же мрачно разглядывать его, потом снова села в уголок дивана:
– Зачем же вам ее видеть?
– Я же говорил тебе: я просто не могу. Не могу ее не видеть. Не слышать ее голоса, ее смеха. Не следить за ней взглядом. Не восхищаться…
Насупившись, Тоня сердито спросила:
– Значит, так любят?
– Я – так, – кивнул Клим. – Может, у кого-то это проявляется по-другому. Считается, что человек может даже убить из любви… Но я не назвал бы это любовью.
Еще немного помолчав, она подняла испуганные глаза:
– Вы хотите забрать маму у нас?
– Нет, – сразу же ответил он. – Не у вас… Но у вашего отца – да. Я хочу забрать ее у него.
– Но он ведь ее тоже любит! – воскликнула девочка и вся покраснела от негодования и беспомощности.
Клим со вздохом признался:
– Как же мне трудно говорить с тобой об этом… Я не знаю, как это объяснить! Мне ничего не известно о его… чувствах. И даже об ее. Я знаю только, что не могу без нее жить… Каким бы старомодным тебе это ни казалось.
Девочка пожала плечами:
– Почему старомодным? Правда, у нас в классе многие считают, что их родители уже устарели для… Ну, для любви… Но я так не думаю. У нас даже бабушка два года назад замуж собиралась.
– И что же? – заинтересовался Клим.
– Ничего не вышло, – вздохнула Тоня. – Он хотел, чтоб она с работы ушла. У него огород там, хозяйство… А наша бабуля без своего дворца просто жить не может!
– А ты его не любишь?
Она холодно отрезала:
– А что мне там делать? Папа меня только в одном спектакле выпускает… И то без слов. Актерских способностей у меня нет. А может, и никаких нет…
Не допуская горячности, которая всегда настораживает, Клим возразил:
– Какие-нибудь есть у каждого.
– Вы так думаете? Ну, я, правда, рисую хорошо… Это ведь не хуже, чем быть артистом? А то папа меня однажды на репетиции «бездарностью» обозвал…
– Ну, он на всех кричит, насколько я успел заметить, – махнул Клим рукой. – В деревне говорят: в раж входит.
– Это точно! – подхватила Тоня. – Мама его иногда «замаскированным кавказцем» называет. В смысле, что темпераментный очень… Но мы все равно его любим!
Это прозвучало вызывающе, но Клим вызова не принял.
– Конечно, любите, – невозмутимо согласился он. – Я тоже своего отца любил. А он лупил меня как сидорову козу!
– За что? – с интересом спросила Тоня.
Он только развел руками:
– Не помню! Но было за что, это уж точно.
– А папа тоже хорошо дерется, – предупредила она.
– Я и не сомневался, – пробормотал Клим. – И знаешь, что я тебе скажу? Если дело дойдет до драки, он точно победит.
Девочка посмотрела на него испытующе:
– Почему? Вы ведь тоже умеете драться. Вон как Ворону тогда врезали… Я вам забыла «спасибо» сказать! – спохватилась она.
– Разве? По-моему, говорила.
– Это мама говорила. Вы перепутали.
– Но она ведь и от твоего имени тоже говорила. Кстати, я совсем не горжусь тем, что его ударил.
Но Тоня с азартом заспорила:
– Ну и зря! Ему же на пользу пошло. Вон каким тихим стал! Прямо глаза поднять боится…
– Это ты его смущаешь, – усмехнулся Клим.
– Вот еще! – покраснев, фыркнула девочка и уже другим, плавным движением отбросила со лба челку.
– Хороший парень, – уже серьезно заметил, – хорошие руки… Мать у него умерла, а отец не следит.
Она осуждающе качнула головой:
– А у самого мозгов, что ли, нет? Папа нам всегда говорит, что мы должны сами думать, что делаем. Вот мама сейчас, по-моему, не очень думает…
И с внезапно прорвавшейся жалостью добавила:
– Вы бы только видели, что с ней делается! У нее все просто из рук валится… Она никогда такой не была. Даже готовить невкусно стала…
Она оборвала себя, потом с сомнением сказала:
– И, кажется, знаете что… Кажется, папа все замечает…
– Правда? – испугался Клим, но следом почувствовал внезапное облегчение.