Гнездо аиста

— Почему? Да потому, дружище, что в наше время на многое приходится закрывать глаза, — пробормотал он. — Вы спрашиваете, почему я такими делами занимаюсь, да? В наше дерьмовое время это тактика. Просто тактика. Даже вас вот учу, как и что вы должны делать. Вынужден… Иначе меня считали бы врагом народа. Они уже ко мне цеплялись — ведь у меня два поденщика были. А потом перестали. Теперь главное — удержаться на поверхности. Вот я и малюю на воротах: «Внимание! Тут живет кулак, враг деревни». Да, пишу это! — Он снова хихикнул. — Приучили нас ползать на брюхе, но думает-то каждый что и как хочет. Слава богу, Резеш, в мозги наши еще никто не заглядывал! Если же и до этого дойдет, тогда конец! Полная катастрофа. В наше время людей по словам оценивают да по тому, кто какую руку имеет.

— По словам? Значит, только по словам? — недоумевал Резеш.

— Дружище! Разве что-то изменится, если я напишу на воротах известкой: «Внимание! Здесь живет кулак!» Разве село в самом деле станет смотреть на того, кому я размалевал ворота, как на своего врага? Ни черта! Скорее наоборот, дружище. У меня на этот счет большой опыт.

— Так почему же вы тут? — повторил свой вопрос Резеш.

— Надо же было кого-то послать. Мобилизовать кого-нибудь из руководства коммунального предприятия в агитационную колонну. Вот мне и выпало.

Резеш сидел неподвижный, оцепенелый. Так вот, оказывается, какие есть сволочи. Им это выгодно — делать одно, а думать другое… А теперь, Рыжий, ты хочешь облегчить свою совесть, да? Э-э, нет, Рыжий, если ты хрястнешь меня дубинкой, да так, что мозги мои во все стороны брызнут, ни земля мне пухом не станет, ни у червей, что будут жрать меня, аппетит не уменьшится оттого, что в мыслях у тебя было совсем другое, когда брал дубинку в руки. Господи боже мой! Эта грязная рожа, этот мерзавец Рыжий, эта сволочь «Иозеф Кучеравец. Уголь, кокс, брикеты» думает, что осчастливил меня своим признанием, да еще тем самым купил себе отпущение грехов.

— Дружище, а что бы вы делали на моем месте?.. Да пошли они ко всем чертям! Понимаю. Понимаю. Мерзость это, да? Но ничего не попишешь. Ох и налакаюсь же я, когда мы выкатимся отсюда. — Он ухмыльнулся и доверительно положил Резешу на плечо руку.

Резеш вздрогнул. В нос ему ударил запах давно не мытого тела.

— Что и говорить, все уже сыты этим по горло. Три месяца живем, как цыгане. Не знаем покоя ни днем, ни ночью… Да… что я хотел вам сказать?.. — Рыжий понизил голос и огляделся. — В этой Чичаве, пан Резеш, далеко не все так уж ладно. А бригада из Вышнего Грабовца уже вернулась в город, и ее никуда больше не посылают. Счастливчики уже дома. Наша бригада тоже давным-давно должна была уехать, многих агитаторов отозвали. У вас ведь начали сеять. Вот я и хотел сказать… Держитесь. — Он покраснел, встретив пристальный взгляд Резеша. — Вы же крестьянин, вам можно. А я-то как-никак эксплуататором был. Враг народа, — хихикнул он.

Резеш медленно растирал ладонями икры. Что это — ловушка? — думал он. С него станет… такой способен на все.

— Ага. Значит, держаться… — сказал он.

— Да, еще несколько дней… — продолжал Рыжий. — Самое большее до субботы. А сегодня уже четверг. Потом, говорят, шумиха эта кончится. Вот что я и хотел вам сказать. Из другого села они бы просто так не уехали, но в вашем кооператив ведь уже есть. Я просто удивляюсь, зачем сюда послали бригаду?

— До субботы? — Резеш даже задохнулся; тогда — хоть лопни — надо сеять. У Хабы зерно уже в земле. — До субботы, значит, — повторил он.

— Вам могу это сказать, потому что узнал вас. А вот кому другому — ни за что, скорее язык откусил бы, чем сказал это…

— Понимаю, — ухмыльнулся Резеш. — И все же вы очень смелый человек.

У Рыжего сверкнули глаза, он впился в лицо Резеша.

— Вам все равно никто бы не поверил, — сплюнув, сказал он. — А я заявил бы, что вы все это выдумали, высосали из пальца — вот так. Но я знаю, вам можно верить, на это у меня хорошее чутье. Черт возьми! Хоть бы нашу бригаду скорей отозвали… Ну ладно, пойду к Маришке, нахлебаюсь в свое удовольствие!

— Вы все-таки поосторожнее. Не давайте воли языку.

— Дружище, я знаю, что и кому можно сказать. Вот уже неделю мы с вами знакомы, а что вы про меня знали? Водка мне язык не развязывает. А, черт… — Голос его оборвался, слова, казалось, повисли на мгновенье в воздухе. — Снова притащилась. Вот стерва!

Резеш увидел за изгородью учительницу. Ее красный свитер ярким пятном выделялся на площади.

— Посмотрите на эту грудастую — видите, чем она агитирует?! Но все равно она стерва. Эта баба вас всех без соли сожрет. — Рыжий вдруг заторопился: — Ну, пока! Пора ужинать. — Он выпрямился, крикнул учительнице: — Пошли! — и быстро зашагал к калитке.

Резеш смотрел ему вслед. Он испытывал к Рыжему отвращение, но слова его все-таки пробудили в нем надежду, которая согревала его. В шлепанцах, перебросив через плечо тряпку, с подвернутыми штанинами он подошел к калитке посмотреть, что за листовку прикрепил Рыжий. Начал моросить дождик.

— Что-нибудь новое! — услышал он за спиной голос старого Хабы и оглянулся.