Гнездо ласточки

Захаров в морг не ходил. Зачем? Лишний раз нервы себе пощекотать? Заведующий танатологическим отделением, Неклюдов, – пожилой патологоанатом, мужчина циничный и мрачный (вот уж поистине страж у врат смерти), обронил – «а там и смотреть нечего. Тело почти скелетировано. Хотя, судя по всему, смерть произошла совсем недавно. Вот голодные звери-то…».

Могла ли Кира предположить, собираясь в город своего детства, что ее ожидает столь жуткий конец?

Гм. Помнится, в тот день, что Тимофея Обозова в первый раз к ним положили, Захаров в окно выглянул и увидел Киру, только что покинувшую стены больницы.

Она стояла на заднем крыльце, бледная, с этим своим маленьким остреньким носиком, напоминающим клюв у птички, и смотрела на здание морга – неподвижными, круглыми, испуганными глазами. Наверняка Кира знала, что это за здание там, в глубине двора, малиново-красного цвета.

Она же в этих местах жила, она в этой больнице не раз лежала в детстве – сама потом рассказывала.

Наверняка Кира тогда, стоя на крыльце, думала о смерти. О своей ли или в связи с болезнью жениха… Уж больно мрачное было у молодой женщины лицо.

Знала ли она, несчастная, что скоро ей предстоит оказаться там, в том самом здании – в качестве мертвого тела? Может, она предчувствовала что-то? Бедняга. Жалко ее, ее мамашу чокнутую, которую муж лупасит, жалко жениха Тимофея… Кира хотела что-то изменить, исправить, и вот – исправили, вычеркнули из жизни уже ее саму. Может, некоторые вещи и не стоит менять? Иначе платить придется – очень высокой ценой…

– Уф… Константин Иванович! – В кабинет, отдуваясь, заглянула медсестра из регистратуры. – Там к Обозову пришли. Кто-то из родни его невесты этой… покойной. Поди, сейчас скажут ему все. Не пускать?

Обозов лежал в палате один, последние несколько дней Захаров практически изолировал Тимофея от окружающих, от всех этих страшных слухов и разговоров. Ведь сбежит Тимофей опять, как узнает…

Но, по-хорошему, как не дать бедняге проститься с невестой, не дать проводить ее в последний путь?

Наверное, уже можно рискнуть сообщить Тимофею страшные новости. Основное лечение закончено, анализы у Обозова хорошие, особых осложнений, судя по всему, быть не должно. После некоторого раздумья Захаров произнес:

– Маш, пускай.

– Константин Иванович, но он же опять сбежит!

– Ничего, сейчас уже можно. Да, а кто там? Майор Гартунг явился?

– Нет, женщина одна, теткой покойной представилась. Красивая такая, видная… – важно произнесла медсестра. «Лида», – вздрогнул Захаров. И сказал:

– Пусти ее. Да, и если Обозов вздумает выписываться – оформляй, не препятствуй.

– Ну-у, как скажете… – медсестра исчезла.

Это был прекрасный повод увидеть Лиду. Спуститься и поговорить с ней – хотя бы на тему здоровья Тимофея. Прекрасный повод еще раз взглянуть в ее глаза. Она ведь все эти годы ускользала, бегала от Захарова.

Доктор посидел еще некоторое время, затем решительно покинул кабинет. Спустился по лестнице, свернул в коридор… И замер перед стеклянными дверями.

Там, в коридоре, на фоне зеленых стен, стояли Тимофей и Лида, о чем-то говорили. Судя по лицу Тимофея – он уже знал все новости. Не позавидуешь мужику.

Потом Захаров перевел взгляд на Лиду.

Она была все так же роскошна, все так же прекрасна. Невероятная женщина.

Настолько невероятная, что глупо даже думать о том, что можно вернуть прошлое.

…Захаров резко развернулся, отправился обратно к себе.

Через некоторое время медсестра Маша донесла: пациент Тимофей Обозов покинул больницу под расписку, и еще – судя по всему, он не поверил в смерть невесты.

– Заявил дамочке, которая к нему пришла, – «это чудовищное недоразумение, с Кирой такого не могло произойти». Ну, еще про тестя своего много чего нехорошего сообщил, а потом – «я говорит, свои поиски организую! И на труп смотреть не буду, не Кира это вовсе, не верю, не верю!». Тронулся от горя, что ли?

– Не знаю, Маша, – ответил Захаров. – Будем надеяться, что нет.

* * *

Руслан Брагин сидел в своем кабинете, склонившись над кипой документов, и размышлял, как лучше ему поступить. Ситуация вырисовывалась странная, к тому же грозящая лично для него неприятностями.

В факте самой смерти Киры Гартунг никаких загадок не было. Акт патологоанатомической экспертизы сообщал:

«Исследованию подверглось тело молодой женщины, приблизительно 25–35 лет. Смерть наступила предположительно 5–7 дней назад, в результате множественных рвано-скальпированных и тупо-колотых ран (предположительно вызванных укусами зубов какого-либо животного). В подлежащих ранам областях переломы костей – ребер, остистых позвонков. Отсутствие значительной части мышечной ткани на конечностях, туловище и голове. Волосяной покров на голове также скальпирован…» И т. д. и т. п.

Результаты уже другой экспертизы, проведенной по найденным на останках клочках шерсти – ее сфотографировали на ранах пострадавшей и остатках одежды, а затем приобщили к делу.

Шерсть оказалась волчьей.

Вот такие дела. Человека волки в лесу загрызли до смерти. Жуть, конечно, но ничего удивительного.

Но что беспокоило Руслана Брагина, каких неприятностей он боялся?