— Вы выполнили задачу. Ценой двух жизней. Но это были Кулаки, и они знали, на что идут. Главное — я сохранил всех вас. Тебя и твоих людей. Гибель каждого из вас действительно была бы катастрофой. Стратегия чужда жалости, Маан. Любые потери делятся на восполнимые и невосполнимые. И, ради Луны, Земли и Солнца, хватит себя корить!
Мунн не играл, он и в самом деле выглядел сейчас рассерженным.
— Так точно, господин Мунн.
— Я говорил с твоим врачом. По поводу руки
Этого Маан не ожидал. По крайней мере, не ожидал того, что Мунн придет к нему ради этого.
— Я тоже с ним говорил, господин Муун.
— Знаю. Просто я подумал… — Мунн помешкал, подбирая слова, — Может, мне ты поверишь больше.
— У меня нет причин не доверять ему, он специалист.
Кажется, получилось слишком сухо.
— Тогда, значит, я потратил кучу своего времени впустую, — если Мунн и ожидал, что Маан улыбнется шутке, то легко скрыл разочарование, — На тот случай, если тебе показалось, что Контроль делает не все, что в его силах чтобы вернуть тебе… работоспособность. Меня зовут Мунн, я глубокий старик и я создал Контроль, когда ты был безусым ребенком. Так вот, я говорю тебе — все, что мы сможем для тебя сделать, будет сделано. Лучшая медицинская помощь, доступная на Луне. Даже у господина президента вряд ли есть подобная.
— В этом нет нужды, господин Мунн. Я же говорил с врачом. Дело не в этом. И у меня нет никаких претензий или подозрений или там…
— Ты получил очень серьезные раны в этот раз.
— Не в этом дело, — Маан покачал головой, — Я слишком стар — в этот раз. Если бы я был лет на десять моложе, меня выписали бы через три дня, а через две недели я бы ходил на службу как ни в чем не бывало.
— Кончай прикидываться стариком, а то даже мне смотреть трудно.
— Ресурсы моего тела ограничены. Врач сказал это другими словами, но смысл был тот же. По меркам Луны я старик, господин Мунн. А старики очень медленно залечивают свои раны. Если вообще залечивают. Руку не восстановят. Я останусь калекой.
Мунн поморщился. Наверно, Маан сказал это слишком резко. Слишком откровенно. Если бы ему пришлось самому это говорить, он нашел бы куда более мягкие и обтекаемые формулировки. Вроде «ограниченная годность» или «условное служебное соответствие». По крайней мере Мунн никогда бы не назвал его калекой в лицо.
— Маан…
— Очень сложный перелом. Так сказал врач. Очень серьезный. Это даже сложно назвать переломом — проклятая тварь раздробила мне локоть начисто. Вместо костей одно месиво. Мне показывали снимки — выглядит это жутко. Говорят, если бы не обезболивающее, я бы сейчас катался от боли. Фактически, у меня больше нет руки, господин Мунн, только ее условное подобие.
— Кажется, ты недооцениваешь медицину. Я уверен, наши врачи рано или поздно… кхм… Нет, я не говорю, что они полностью восстановят и…
Мунн плохо лгал. Его мимические мышцы полностью подчинялись ему, но дело было в другом — он лгал с неохотой человека, который не привык этого делать и оттого стесняется сам себя и своей лжи. Когда говоришь с таким, не требуется детектор лжи.
— Протезирование невозможно. От сустава почти ничего не осталось. Сухожилия, нервы, все эти коллатеральные артерии и… У меня больше нет руки, господин Мунн. Только напоминание о ней. Мне предложили протез руки с ограниченной функциональностью. Знаете, что это значит? Мне отрежут то, что осталось, а вместо этого на ремешках повесят такую пластмассовую руку, как у большой куклы. Я не смогу ей управлять, разве что передвигать вещи на столе. Но со стороны она будет неотличима от настоящей. Гарантия отдела протезирования. Разве не отлично?
Прежде он никогда не говорил с Мунном таким тоном. И не позволял себе так долго смотреть ему в глаза. Он думал, что эта вспышка разозлит старика, но тот стал лишь еще более задумчив, молча покачал головой. Да и вряд ли это возможно — вспышка гнева у Мунна. Не того сорта человек. Такие не злятся, не выплескивают эмоций — они не могут позволить себе нарушить собственную сосредоточенность даже на секунду.
— Есть люди, которые с одной рукой полезнее, чем иные — с тремя. Не забывай об этом.
— Извините. Это… эмоции. Наверно, я еще не привык. Все в порядке. Извините.
Маан улыбнулся.
Мунн внезапно протянул руку с открытой ладонью. Ладонь была узкой, с искривленными артритом пальцами, а кожа отчего-то выглядела смуглой.
— Ты сам хозяин собственной жизни. Только дай мне сперва свой пистолет.
— Что?
— Ваш пистолет, старший инспектор Маан!
Голос Мунна лязгнул, как затвор. Таким голосом отдают приказы — и противиться ему невозможно.
— Простите…
— Глупо каяться в ошибке, которую не допускал. Ты действовал правильно, и винить тебя некому. Но ты допускаешь ошибку сейчас, Маан. Это ведь очень серьезная ошибка — полагать себя умнее всех окружающих. Я знаю много людей, которые за подобную ошибку расплатились жизнью. Дай-ка мне свой пистолет. Тот, который передал тебе Геалах, — видимо, на его лице что-то отразилось, потому что Мунн улыбнулся, довольный произведенным эффектом, — Ты же не думаешь, что я совсем слеп?
— Господин Мунн…