Лежащее на столе тело библиотекарши меньше, чем мне казалось. Если бы она была книгой, а не женщиной, можно было бы сказать, что она побурела от времени. Несколько раз ее читали в ванне, и пар не слишком милостиво обошелся с ее суперобложкой. Многие страницы загибали и разгибали, новым изданием ее никак не назовешь, но все равно красивое оформление, темно-коричневый переплет, элегантная верстка. Мистеру Шенду бы она понравилась.
– Откуда вы? – выясняет патологоанатом.
Мы раньше встречались – точнее, этот инстанс ее знал. Унаследованный ансамбль нейронов включается в мозгу в связи с ней. Кем она была, прежде чем стала мной?
Я говорю, что я отсюда. Она закатывает глаза.
– Вы не следователь из «Свидетеля». Она приедет позже. Откуда вы?
Я задумываюсь над вопросом. Я чувствую форму ее разума, опознаю его по позе, тону голоса и разрезу глаз. Мне очень много лет, и я умею читать подтексты по знакам одного тела из множества. Триза Хинде для меня не загадка.
– Я представляю заинтересованную сторону, которая хочет знать, что произошло с этой женщиной. Я не скажу вам прямо. Вы можете сделать разумные выводы на основании того, как быстро мне выдали разрешение на вход.
– Для большинства людей это было бы почти то же самое, что сказать, что вы с Даунинг-стрит.
– Но не для вас.
– Да.
– Тогда мы друг друга поняли.
– Не поняли. Мы в тупике, который в обычных обстоятельствах привел бы к окончанию разговора, чтобы избежать взаимного социального и иерархического неудобства, а также возможных карьерных последствий.
На этом болтовня заканчивается. Я пристально смотрю на мертвое лицо, а Триза Хинде объясняет механизм истощения, который привел библиотекаршу к смерти. Отверстия в черепе, через которые вводили хитозановый чип, закрыли медицинской смесью. Я ее чувствую в воздухе над лицом умершей: запахи алкоголя, смерти и медицины.
– Они сохраняли ей жизнь, сколько могли, – говорю я и провожу пальцами по контуру ее черепа.
– Да, – соглашается Триза Хинде, – но таким образом они ее убили.
Старинное поверье – что в глазах убитой женщины закрепляется то, что она видела в последний миг жизни, и что ее голос, если прогнать воздух через легкие и рот, произнесет имя убийцы. Сетчатка Дианы Хантер подобных отпечатков не сохранила. Если ее голос что-то и сообщает, когда я давлю на грудь, то слишком тихо, я ничего не слышу. Может, она уже прошептала все, что знала, патологоанатому или ассистенту, который мыл тело.
Триза Хинде все время наблюдает за мной, но ничего не говорит. Не знаю, что можно было узнать у этого тела, но мне ничего выяснить не удалось.
Перед уходом я прошу копию протокола допроса Дианы Хантер. Мягкий, отвлеченно механический голос просит назвать мое имя. Я думаю о зеркале и говорю: «Регно Лённрот».
– Понятно. Спасибо.
Через несколько секунд, когда я выхожу из холла, меня догоняет посыльный из архива.
– Простите, хорошо, что я вас застал, файлы отмечены как срочные. Ридер старенький, но рабочий. Надеюсь, вам подойдет, нужно просто…
Я смотрю на камеры, но они отводят взгляд.
Еще раз спасибо.
В доме Дианы Хантер я узнаю больше, чем от ее трупа. Очень странное место, будто карандашный набросок характера человека. Столько говорит о ней, заполняет все пробелы, но в конце концов – ничего. В книгах и картинах, в полудописанных списках и нелепой клетке Фарадея проявляется дух бунтаря – и в этом мне нравится моя умершая цель, – но не точный портрет женщины.
Весь этот дом – сложнейший обман. Он будто бы все тебе говорит о женщине. Но нет. Это искусственная конструкция.
Я трогаю столешницы, деревянные перила, старые знакомые диваны. Я открываю ящики и нюхаю: классический запах сухого дуба и старого лака. Кожа потрескалась. Легкая тень ланолина, свежая заплатка. Просто манит: оторви меня, найди тайную записку внутри.
Но… нет. Этот дом – кроличья нора, ловушка для неосторожного охотника. Он создан, чтобы отвлекать на себя ресурсы и внимание, пока что-то более важное происходит в другом месте.
Повторюсь: мне очень много лет, и я хорошо умею лгать.
Следователь из «Свидетеля» приходит раньше ожидаемого. Милая Мьеликки Нейт: она просто чудесная. Я кладу подушку ей под голову перед уходом.
Библиотекарша мертва. Как там было в притче? Один слепой говорит: «Я потрогал слона, и он похож на змею». Другой не соглашается. Он говорит: «Я тоже потрогал слона, и он похож на дерево».
Я трогаю библиотекаршу, и она похожа на правду.
Но не совсем.
Загрей. Все возвращается к Загрею, который хотел, чтобы кардиналы умерли или смешались. И Диана Хантер – единственная из них умерла. При этом она, кажется, знала больше остальных.
Кто они друг другу?
Хантер и Загрей. Загрей и Хантер.