Тогда мадам Стульчикова покачнулась на своих ногах и захотела лишиться чувств. Но её супруг, Иван Афанасьевич Стульчиков, говорит:
- Держись, Маруся! Сейчас начнётся.
И мадам Стульчикова, эта мужественная женщина, обводит магазин блуждающим взглядом и берёт себя в руки. А в это время со всех сторон к ним сбегаются "текстильные" дамы во главе с вооружённым охранником. И все они наперебой выкрикивают обидные слова в адрес четы Стульчиковых. Сбежавшись, они, наконец, окружают плотным кольцом Ивана Афанасьевича с супругой и начинают предъявлять претензию.
А надо сказать, что Иван Афанасьевич был не какой-нибудь неуч и пьяница. Напротив, это был человек в высшей степени образованный по экономической части. И даже во времена коммунистической тирании он налаживал торговые связи со странами Магриба. А жители этих самых стран есть не кто иные, как арапы. А кто такие арапы, сегодня все знают. Сегодня арапы сорвали с себя маски и обнажили свой террористический оскал. Ещё, можно сказать, вчера Иван Афанасьевич бился и объяснял этим арапам, как надо налаживать торговые связи. А сегодня арапы объявляют почем зря священную войну, компрометируя тем самым Ивана Афанасьевича. Лично мне эти арапские выходки не нравятся. Но арапам закон не писан. И вот с такими-то оглоедами мучился Иван Афанасьевич, доводя до их арапского сведения, чем и как надо торговать. Словом, Иван Афанасьевич был человек закалённый общением с арапами, и "текстильщицы" его не пугали. "Текстильщицы" в сравнении с арапами - шелуха, очистки. А потому ни один мускул не дрогнул на щеке Ивана Афанасьевича, услышавшего оскорбительные и гневные выкрики в свой адрес. Однако мадам Стульчикова, как не вполне уравновешенная особа, совершенно ослабла и обмякла после стольких событий и переживаний. Почувствовав упадок сил и приступ тошноты, она впилась в рукав супруга и обвела "текстильщиц" блуждающим взглядом. И, чтобы разрядить обстановку, она сказала:
- Что это, господа, сегодня погода какая-то вроде странная.
Одна из "текстильщиц", пожилая дама, говорит:
- Вы нам зубы своей погодой не заговаривайте. Лучше ответьте, вы раскокали лампу или не вы?
Мадам Стульчикова спрашивает:
- Какую лампу? Какую?
Пожилая говорит:
- Фарфоровую, - говорит, - лампу, китайского производства.
Иван Афанасьевич говорит:
- Если ту, что в проходе у вас стояла, то мы. А если, - говорит, - какую другую, то, извините, тогда не мы. Мы, - говорит, - не имеем такой странной привычки, лампы в магазинах бить.
Пожилая говорит:
- Да, да, ту самую. Только, - говорит, - она не в проходе стояла, а на ломберном столике возле колонны. Мы, - говорит, - её туда поставили, чтобы украсить интерьер нашего магазина, а вовсе, - говорит, - не для того, чтобы разные придурковатые покупатели об неё авоськами задевали. Так что придётся вам за неё заплатить.
Тут Иван Афанасьевич несколько в лице изменился, но виду не подал, а сказал:
- Ну, нет! Я не намерен платить за вашу дурацкую лампу, сколько бы она ни стоила. Хорош был бы я, если б за каждую разбитую лампу стал раскошеливаться. Я представляю, какое это было бы разорение для моего семейного бюджета. А сколько, кстати, эта ваша лампа стоила? Мне просто интересно узнать, сколько теперь фарфоровые лампы китайского производства стоят?
Тогда пожилая "текстильщица" говорит:
- Вообще-то, мы её продаём за шестьсот уе. Но поскольку, - говорит, - она свой товарный вид несколько утратила, мы сможем, я думаю, вам её уступить без нашей магазинной наценки, за пятьсот девяносто восемь уе. Это, - говорит, - вполне подходящая цена за такую роскошную фарфоровую лампу.
Иван Афанасьевич говорит:
- Может, цена, конечно, и подходящая, но только мне ваша лампа и даром не нужна, а тем более в таком разрозненном виде. Чего, - говорит, - я стану с этими черепками делать? Нет, лампа мне не нужна. Но я, - говорит, - могу купить у вас вон те занавески за сто уе и тем самым несколько покрыть ваши расходы.
Тут "текстильщицы" заголосили хором. Они кричали, что любой дурак может купить занавески по причине их цельности и вообще отличного качества. А вот, поди ж ты купи осколки фарфора за пятьсот девяносто восемь уе! На это способен лишь человек отважный и благородный. А если Иван Афанасьевич таковым не является, то они подадут на него в суд и заставят оплатить лампу, а заодно ещё чего-нибудь.
Тогда Иван Афанасьевич, у которого возмущение заслонило собой все другие чувства, говорит:
- Я на вас сам подам в суд. За мошенничество. Мне, - говорит, - вся ваша подлая политика теперь совершенно ясна. Гляжу, одна уже заводит меня в какую-то нору и к лампе подталкивает. Я, - говорит, - всех вас выведу на чистую воду.
Тут вперед выступила нестарая ещё "текстильщица" лет двадцати пяти и сказала:
- Мы будем вполне удовлетворены, если вы заплатите половину от того, что стоила эта разбитая лампа. С остальной половиной мы уж как-нибудь разберёмся.
Иван Афанасьевич говорит: