Мортимер рассказал ему все, что мог, не выдавая плана и по возможности придерживаясь правды. Да, он обладал платиновой карточкой. Да, он недавно побывал в «Армагеддонс» на горе Лукаут. Да, он бежал из тюрьмы и направился на юг. Участвовал ли он в недавних беспорядках на горе Стоун? Что? Кто? О чем вы говорите?
Мортимер отвечал на вопрос за вопросом, многие из которых казались незначительными. Но он постарался создать у Терри впечатление, что владеет важной информацией и хочет ее продать. Говорить он будет только с самим Красным Царем.
Поэтому его отправили в темницу, где он висел на стене до боли в плечах и ждал.
Мортимер дремал, когда услышал, что дверь камеры со скрипом открывается. Он не сразу открыл глаза. Если они пришли подвергнуть его очередному наказанию, то, может быть, оставят его в покое, подумав, что он в обмороке.
Кто-то подошел к нему. Мортимер почувствовал мягкую руку на своем лице, прохладную влажную тряпку, вытирающую уголки его рта, какую-то мазь, прикладываемую к сигаретным ожогам на предплечье. Это приносило облегчение.
Мортимер открыл один глаз, глядя вниз на макушку женской головы, пышные каштановые волосы с тремя полосками седины. Она склонилась над ведром, отжимая тряпку.
Мортимеру хотелось пить.
— Кто вы? — Его голос звучал хрипло.
— Какое разочарование. Ты не узнаешь собственную жену, — возмутилась Энн. — А ведь прошло всего девять лет.
Глава 47
— Энн? — Мортимер моргал, глядя в ее светло-голубые глаза. Она улыбалась. Седина в волосах говорила о прошедших годах. Но ее загорелое лицо было гладким и молодым, как в день их свадьбы, губы — полными, осанка — прямой и спортивной. На ней была плотная коричневая мантия.
Мортимер заплакал.
Улыбка Энн исчезла.
— Что ты делаешь? Не надо.
Слезы были горячими и быстрыми, рыдания сотрясали его тело, звякали цепи. Мортимер пытался сказать ей, что он почувствовал при виде ее — любовь, сожаление, страх и многие другие эмоции. Но он мог только всхлипывать, едва шевеля губами.
Энн вытерла слезу в уголке своего глаза и снова протерла тряпкой лицо Мортимера.
— Ты всегда был сентиментальным.
— П-прости.
— Что ты делаешь здесь?
Она действительно не знала?
— Я пришел за тобой.
— За мной? Ты спятил?
— Ты моя жена.
— Это было девять лет назад. — В ее глазах мелькнуло недоверие. — Я больше не твоя жена.
— Я никогда не подписывал документов о разводе.
Энн фыркнула:
— Правда? Документов о разводе? Заполненных в каком суде? Думаешь, юридические документы сейчас имеют значение? Наши дела об имуществе, наши страховые полисы? Где ты собираешься обналичить акции, которые твой дядя дал нам?
— Я никогда на это не соглашался.
— Ты и не должен соглашаться. Я согласилась за нас обоих. — Она тряхнула головой, ее голос смягчился. — Дело не в нашем браке, верно? Это было так давно. Ты не можешь думать обо мне как о своей жене спустя столько времени.
Действительно, он не мог вообразить, что что-нибудь может быть между ними после всего происшедшего.
— Я должен был увидеть тебя. Просто чтобы знать. Я чувствовал, что обязан тебе, и хотел…
— Ты сам оставил меня. — Энн продолжала вытирать его лицо. — Я не заботилась о твоих выходках и не собиралась рыскать по пустошам с бумагами о разводе в одной руке и шариковой ручкой в другой, выкрикивая твое имя. Я надеялась, что ты придешь в себя, вернешься домой и будешь вести себя как взрослый.
Энн покачала головой, вздохнула и поднесла чашку к губам Мортимера:
— Пей. Только медленно.
Он выпил. Боль в горле уменьшилась.
— Я должна была дождаться тебя, — продолжала Энн, — но мама вызвала меня в Чаттанугу. Она была испугана. Ты знаешь, каково ей… ей было в тех условиях. Поэтому я застряла там, когда все началось. Первый год мы протянули, но следующей зимой она умерла. Я перебралась назад в Спринг-Сити.
— Ты искала меня?
— Сожалею, Мортимер, но нет. Я просто хотела вернуться домой. Но мой дом больше не был моим. Я стала скитаться. Училась убивать, чтобы выжить. Торговала собой ради еды. Не смотри на меня так. Ты знаешь, что теперь все по-другому. Я быстро сделалась крутой. Иногда я думала, что хочу умереть, но это была неправда. Я хотела жить. А если хочешь жить, нужно приспосабливаться.
— Я собираюсь забрать тебя отсюда, — сказал Мортимер. — Может, это не исправит всего, но положит начало.
— Как ты можешь думать об этом прикованным к тюремной стене?
— Вряд ли ты можешь освободить меня.
Она покачала головой:
— Никак. Они позволили мне прийти, чтобы умыть тебя и дать тебе воды. Думаю, они хотят, чтобы я убедила тебя сотрудничать. Может, им кажется, что при виде меня ты смягчишься. Они знали, что я твоя жена. Ты сказал им, что находишься здесь из-за меня?
— Я сказал им, что здесь по другим причинам. Это длинная история.
— Вот тебе мой совет: думай о себе. Если ты сможешь освободиться, не беспокойся обо мне. Я предлагаю рассказать им то, что они хотят знать. Иначе тебе придется плохо.
— Я не уйду без тебя.
Энн нахмурилась: