Гоба Ира: другие произведения

огорчению Бэмби.

Пока я, в замешательстве, перебираю тех, с кем смогу поделиться своими

опасениями по поводу нормальности этого "папа", мой сын показывает мне

пальчиком на какую-то картинку. Я немного меняю положение своего тела, чтобы

рассмотреть ее. На ней изображена принцесса, рыдающая в пещере дракона.

Мой сыночек отрывает от картинки свой взгляд, и я вижу скопившиеся в его

глазках слезки.

-Хард, ты чего, малыш? Ты что, плачешь?

Это настолько же ненормально для него, как и его "папа". Мой сын никогда не

плачет, никогда не капризничает. Если ему что-нибудь нужно, или его что-нибудь

беспокоит, он терпеливо показывает это до тех пор, пока его не поймут.

Хард тычет пальчиком в принцессу и спрашивает:

-Папа спасет?

Я в панике подбегаю к оставленной Никитой сумке, нахожу в ней детские

салфетки, возвращаюсь к дивану и вытираю мокрые от слез щечки сына.

-Маленький мой, если тебя так расстраивает эта сказка, то мы больше не будем ее

читать.

Хард тихо всхлипывает и повторяет свой вопрос:

-Папа спасет?

Я только сейчас понимаю, что дважды произнесенное моим мальчиком "спасет"

имеет абсолютно правильное фонетическое звучание.

-Так, племянник, а нас ты в свою игру принимаешь?

Вилен, как всегда, посылает свой голос впереди своего тела.

Я не оборачиваюсь на шум шагов вошедших в комнату парней. Продолжаю

утирать непрекращающиеся слезы Харда. Никита появляется возле дивана раньше

Вилена:

-Племяш, ты чего?

Я, не скрывая шок в голосе, пытаюсь объяснить:

-Он смотрел картинки, потом сказал "папа", потом сказал: "папа спасет?", и

заплакал. Ники, Вил, это нормально? Ники, это его первые слова?

-По ходу - да.

-Ребята, представляете, его первое слово - "папа". Это же здорово, правда? Хард, сынок, а теперь скажи "мама", ну, пожалуйста, не плачь и скажи "мама".

Всхлипы моего сына перерастают в громкие рыдания. Я не успеваю сообразить, что вызвало в нем этот приступ истерики, как Никита уже подхватывает его на

руки, убаюкивает и говорит:

-Все, Хард, успокойся, все. Поехали домой, нам пора домой.

И тут мы слышим сквозь его рыдания, следующую порцию его слов:

-Бабушка спасет? Дедушка спасет?

Хард смотрит своими заплаканными глазенками на каждого из нас по очереди:

-Ники спасет? Вил спасет?

Никита уезжает с моим сыном, а я еще долго сижу на полу, привыкая к

постепенно растягивающимся единицам времени...

Мою грудь сжимают тиски тупой боли, мое горло привычно сведено судорогой, мои легкие все время работают на износ, требуя необходимое им количество

воздуха, а мой мозг способен только на одну мысль - мысль о БЭМБИ.

Мне хочется дать возможность моему телу и голове отдохнуть от ощущения

постоянного внутреннего пламени, но я не знаю, как это сделать.

Не знаю чем забыться, не знаю, в чем забыться, но знаю точно, что ни с кем

забыться не смогу до конца своих дней (плавали - знаем).

Я люблю, люблю, люблю...

Девочка моя, будь счастлива, только будь счастлива... ради себя... ради нашего

сына....

Как же больно!!! Ох-х, почему же так больно - ведь я уже должен был свыкнуться

с этой болью...

Почему же она все еще острая, как бритва? Когда она, наконец, притупится?

Мне кажется, или в комнате кто-то есть? Поднимаю голову с прижатых к моей

груди колен, и пытаюсь оторвать свою задницу от ковра.

-Сиди, чел, не вставай.

Супер, мой тесть решил навестить меня, чтобы в полной мере полюбоваться

моими страданиями... И зачем ему это понадобилось? Может, он относится к

разряду эмоциональных садистов, получающих удовольствие от ощущения чужих

душевных страданий?

Я идентифицирую по источнику голоса, местоположение Сергея в комнате, и

молча жду, уставившись на это место в пространстве, когда он отключит свой

Иллюзор. Но, когда обладатель голоса становится видимым, то он оказывается уже

в двух шагах от меня.

-Я присяду?

Отец моей любимой взглядом показывает на пол возле меня. Я приглашаю его

жестом, и, вдруг ощущаю, как место моей боли занимает паника:

-Бэмби? Хард?

Он делает неопределенное, но успокаивающее меня, движение головой, и

присаживается рядом со мной, затем как-то... непонятно вздыхает и говорит:

-Мы видели в модели будущего Вилена то, что должно произойти здесь уже через

две минуты. Я сейчас опять активирую свой Иллюзор, потому что твой брат не

должен знать о моем присутствии. И, Рэд... поверь, мне очень жаль... поверь, что я

очень хорошо тебя понимаю... и, поэтому, мне очень жаль...

А у меня нет сил съязвить по поводу того, что эти его слова - непонятно кому

нужная ложь, и что он всегда подчеркивал свое отрицательное отношение к браку

его дочери, и что на самом деле он думает примерно следующее: "как я рад, что у

моей дочери, наконец, открылись глаза, и она поняла, что ты ей - не пара".

Когда мой брат входит в комнату, мне все-таки удается переместить свое

непослушное ноющее тело в ближайшее кресло.

-Рэд, надо поговорить...

-Говори...

-Только пообещай, что не взорвешься, и дашь мне возможность закончить.

-Не обещаю, потому что это зависит от того, что ты хочешь мне сказать.

Мой брат садится в кресло напротив, и сообщает мне на одном дыхании:

-Бэмби не ушла от тебя.

-Что?