– Каюсь, сам включил редакторскую мельницу, – заметил Валентин, потом спохватился. – Эй, дитятко прелестное, это у тебя часом не эзоповский ли отказ на мой униженный запрос? Не даёшь ли знак посредством Александра Сергеевича, что утвердилась в подозрениях насчёт убиения бедной Лары и шлёшь меня на фиг? Слушаясь старого мужа, государственного Пашу Петровича.
– Не отвечаю за пролитые потоки сознания, но в мыслях не держала, – ответила я честно. – Однако хочу сделать предупреждение. Если откопаю нечто непредусмотренное, то поступлю по усмотрению. Невзирая на любого старого мужа или его заслуги перед отечеством.
– Значит, согласна, – вздохнул Валентин. – На привычных условиях, без милости к падшим. Берём.
– Тогда позволь первое соображение, – я включилась в жестокую игру, называемую «Судьба бедной Лары» и начала делиться. – Мне видится, что ты не сделал ничего особенного, чтобы довести девушку до суицида тебе и всем назло, чтобы они вечно каялись. Также она не выбросила карточку в помойку наперекор вам всем, а спрятала в укромном месте, чтобы потом торговаться. Причём попытку к суициду выбрала, как сильное средство, чтобы задумались, как невыгодно её обижать. Но перестаралась. Хотела испугать, плохо рассчитала. Случай из учебника, классика.
– Я это самое пытался втолковать Петровичам, – тяжко вздохнул Валентин. – Старший, который генерал, счёл вычурным бредом, они у нас взращены в казармах, уважают простоту и натиск. Младший, наш милый Паша, хмыкнул и гнусно заявил, что сие дела не меняет, лучше поискать карточку поближе к телу, не исключено, что найду. Излишней верой в человечество брательники себя не обременяют.
– Ну и хрен с ними, – заключила я веско. – Но, надеюсь, что у тебя, Отче Валя, кроме протокола с кошмарами имеется в заначке материал по родным и знакомым твоей Лары, также история жизни в чьём-нибудь пристрастном рассказе. Иначе я за две недели не управлюсь, мне надобно вжиться в образ, чтобы представить, куда она могла роковую карточку запрятать. Для того желательны персонажи и пролог.
– Персонажи имеют место, недаром я дружил с участковым, – ответил Валентин. – Вот на дискетке, держи. Насчёт пролога к драме, она же биография – увы, нет в природе. Даже не знал, что понадобится, это дамские подлые штучки.
– Попрошу обойтись без пошлой войны полов, – предупредила я. – Одна жертва у вас уже имеется, теперь придётся добывать эпикриз самолично.
– Да, с милостью к падшим у вас в конторе негусто, – вновь вздохнул Валентин. – Однако, как пожелает матушка-барыня, холопья потерпят.
– Матушка-барыня, она же дерьмовозка за падшими, желает кроме всего прочего оказаться на месте происшествия, – заявила я в ответ. – Прямо сейчас. Отвезёшь туда и ступай на свободу с чистой совестью!
Минуя малое время, мы спросили счёт у обрадованной юношеской команды, расплатились с обильными чаевыми и вышли из подвалов клуба «ОГИ» на свет Божий, пролившийся на голову, как небесная манна после мрачных подпольных откровений касательно трупа в иномарке и акта постыдного мародёрства со стороны друга Вали. Контраст оказался приятен, я бодро двинулась из клубного двора, только обернулась под воротами, чтобы спросить Валентина, где он парковал тачку, зная, что в наших Кривоколенных это становится проблемно и, пожалуй, придётся прогуляться. Хотя ничего против не имела, мрачные откровения могли выветриться во время моциона и отчасти уложиться в голову без лишнего вреда.
– Эдак ты махнула не глядя, – недовольно ответил Валентин. – Какая там тачка, поедем подземным ходом, раз приспичило, быстрее доберемся, судя по столичным пробкам.
– А что с машиной? – я не стала бродить вокруг да около. – Уже успели конфисковать в виде лёгкого аванса?
– До чего ж вы со своими номерными Катями занудные девки! – умышленно не ответил Валентин. – Нанял на свою голову, теперь докладывайся на каждом шагу, сил нет!
– Как нанял, так можешь и уволить, за ту же дырку от бублика. Мы, номерные девушки, очень покладистые, за деньгами и славой не гонимся, – заметила я кротко. – Если ущемлённое мужское достоинство клиентам дороже.
– Теперь она будет водить меня на коротком поводу со строгим ошейником, – объяснил Валька непонятно кому, вероятнее всего городским пейзажам, сквозь которые мы неспешно следовали. – Шаг вправо, шаг влево считается за оскорбление ихнего величества, попробуй дёрнись, пёс шелудивый!
– Если без эмоций, то где машина-то? – с голубиной кротостью воззвала я, по крайней мере так думалось.