Гобелен судьбы

— Кошкин-йод! — топнул Никола ногой от досады и выбежал прочь.

Полдня слонялся от дерева к дереву, а вдруг не по той тропе пошёл, заплутал, домом ошибся, а Прасковья ждёт. Потом одумался, умылся снегом, сбросил пелену — в дверь-то зашёл знакомую, горница та же была. Нет ошибки. Обманула. Ушла Прасковья. Пора и ему.

Пошёл Никола с мишкой прощаться. Хозяин расчёсывал бурую шёрстку и угощал рыбой.

— Завтра ещё выступление, а потом тронемся в путь, — сказал дрессировщик. — Если с нами по пути, подбросим.

— Спасибо, друг, но я уж завтра с утра пойду. Дома заждались, да и дела мои здесь закончились.

Он погладил мишку по голове и сказал одновременно и ей, и хозяину:

— Будете в Градолесье, обязательно свидимся!

Маленькая медведица заглянула в глаза, лизнула ладонь. Так и попрощались.

Проходил Никола мимо ярмарки. Люди веселились, делились новостями.

— Ткачиха-то наша ночью укатила, — сказала одна девица другой. — А я не успела ей заказ сделать.

— Куда же это она? Может, вернётся ещё?

— Кто её знает.

Остался Никола до утра, чтобы в ночь не выходить. Помог Зиновию в сарае прибрать да снег во дворе расчистить. За работой понял, как по дому и по родным соскучился. А ещё подумал, что теперь ему всегда будет о ком скучать. Ново это было, непривычно, да только что уж тут поделаешь.

Утром расплатился Никола с хозяевами, распрощался. Лидия Васильевна в дорогу ему угощений собрала — пирогов напекла, яиц наварила.

Шёл Никола весь день. Снегом хрустел, с птицами переговаривался — теперь-то знал, что они его понимают. Так до Лукошка и добрался, заночевал у добрых людей, тех, что их с Волькой тогда приютили. Они же и рассказали, что Волька из Амбарного воротился да успел уже в новый путь отправиться.

Вышел Никола ещё до рассвета — путь до Еловой лежал не близкий. Утро выдалось морозным. Даже после рассвета небо осталось тёмным и мрачным, будто какую обиду затаило. Ветер свистел меж деревьев, бил в лицо.

Когда солнце село, небо разразилось мелкой снежной бранью, вымещая всю обиду на несчастного Николу. Колючие снежинки, хлестали по лицу, ветер срывал шапку и пробирался под тулуп, а позже и вовсе повалил с ног. Никола отполз с дороги, притаился за елью. Замёрзшими пальцами достал Захарову свечу, раздул огонь. Пальцы болезненно отогревались. Аромат мяты уносил в тепло родного дома к маминой глиняной кружке, а в ней — тёплый чай. Эх, закрыть бы глаза и проснуться дома. Но что-то шевельнулось. По правую руку. Никола вздрогнул. Посветил. В шаге от него, припорошенная снегом, лежала лиса. Посмотрела она на Николу, а как поймала взгляд, уронила голову и больше не поднимала.

Забыл Никола про свои невзгоды, осмотрел лисичку — ран на ней не было, видать, замёрзла, бедолага. Но жизнь в ней ещё держалась. Поднял он мягкое тельце, снег смахнул, положил к себе на колени. А сам в сак полез, нашёл носки, что Валентина связала. Передние лапки в один носок укутал, задние — в другой, затем аккуратно за пазуху лисичку пристроил, собрался с силами и пошёл. Теперь уж точно до Еловой дойти нужно.

К ночи пришёл. Ещё не все дома в деревне спали. И в Волькином огонёк трепыхался. Прошёл Никола мимо лениво бурчащей будки, мимо снеговика, постучал в дверь. Открыла Дарья, заохала, засуетилась.

— Баня у меня ещё не остыла, иди отогревайся, а я тебе чаю и еды разогрею.

— Тут у меня, — Никола показал лису.

— Живая? — ахнула Дарья.

— Еле-еле.

— На печку клади, я присмотрю.

Согрелся Никола, поел да разомлел совсем. Лиса с печки выглянула, моргнула жёлтыми глазами и положила голову.

— Я её тёплым молоком напоила, — сказала Дарья. — Жить будет, только лапами не шевелит пока. Видать, отморозила.

— Спасибо, — поблагодарил Никола и за себя, и за лису.

— Как же ты в такую бурю в дороге-то очутился?

— Вышел рано, ещё до снегопада, вот и попался. А Волька тоже в пути?

— За него-то я не волнуюсь, — Дарья глянула в окно. — Он-то со снегом договорится. А вот Сергей, надеюсь, переждёт бурю в тепле.

И Никола надеялся.

Лёг он на печь, лисичка к животу прижалась, так и проспала всю ночь. А утром стала пробовать на лапки вставать, да не сразу у неё вышло.

— Не стихнет до вечера, — сказала Дарья, глядя в окно. — Сиди до завтра.

Только перед закатом снег перестал. Никола воды натаскал, снег почистил, вернулся к ужину, глянул на печку, а там пусто. Только носки его тёплые лежат, а на них — пара рыжих волосков.

— Куда ж ты слиняла? — вздохнул он. — Не окрепла ведь ещё.

Утром попрощался Никола с Дарьей, Сергею и Вольке приветы передал, в гости звал. И ушёл.

Солнце всю дорогу ему попутчиком было, но с ним до дому не дошло. По темноте Никола в Градолесье вошёл. Праздничные огоньки встречали его во дворах и окнах соседей. Красиво. Птицы приветствовали вечерней трелью.

А вот и он — любимый терем со светлыми окошками. Снежная шапка на треугольной крыше, дымок, ползущий вверх навстречу звёздам. А вокруг — лес: ели, сосны, прикрывающие собой оголившиеся осинки и дубы. Никола вдохнул морозно-копчёный хвойный воздух.

— Никола-Бок вернулся! — прозвенели голоса соседской ребятни.

Никола махнул им и вошёл в дом.