Гоблины в России (СИ)

— Ты чо, Танюха, портвешка прикупила? На всю пятихатку? — дурашливо изумился Безяйчик. — Портвешок на беленькую не ляжет. Головка бо-бо будет.

— Заткнись! — бросила ведьмачка, разматывая платок и бросая его на стул. — Это не портвешок, хотя, как помнится, ты раньше и портвешком не брезговал. Слеза это московская пьяная, на чужой беде настоянная да чужим потом крепленая. У нашего дворника купила, у Яшки, знатное пойло, между прочим. Он не всякому его продает, только своим.

— А кто он таков, этот дворник Яшка, что ты ему, вроде как своя? — с некоторой обидой за шаманку, дескать, низко опустилась землячка, спросил Мальчиш.

— Яшка-то? — ведьмачка вздернула крутую бровь. — Яшка — верлиока местный. Староста ночной. И не вздумайте невежество какое-нибудь к Яшке проявить, хоть бы и на словах — убить не убьет, а утра вам точно не видать, притопит в ночи!

— Ишь ты! — Безяйчик хотел было заржать, но покосился на открытую коробку-кладбище с горящими свечечками, и поперхнулся. — Верлиока, надо же! Так бы сразу и сказала, а то дворник…

— Ну, будем! — шаманка наполнила мутной московской слезой фужеры, не забыв плеснуть чуток в коробку, и прошептать что-то так быстро, что слов никто не разобрал. Да и если бы разобрал — не понял бы.

Мальчиш с Безяйчиком опасливо понюхали напиток, переглянулись и со страдальческим видом влили в себя. Иван-солдат покрутил фужер в руках, да и выпил залпом, выкинув из головы мысли о всякой мистике и прочей ерунде. И то сказать, мало ли что пивать в жизни приходится. Если задумываться о том, из чего это сделано, то враз стошнит, а если не думать — то и ладно.

Безяйчик отыскал на столе замусоленную хлебную корочку и усиленно ее нюхал. На его широкой физиономии явственно отображалась внутренняя борьба. Чего, дескать, не сделаешь из уважения к хозяйке!

Танька заметила это и сказала:

— Хорош приблажать-то да придурков из себя корчить. Вон, человек выпил, и ничего, не морщится!

— Так ему чего, он же солдат! — пробасил Безяйчик. — У него желудок, небось, бронированный, а у нас нутро больное, баландой стертое…

— Ничего, — Танька строго посмотрела на Растюпинскских. — Стерпит как-нибудь ваше нутро. Допивайте, а не то старосту обидите.

Упоминание о старосте подействовало. Да и пойло на самом деле было не таким уж отвратительным. Честно говоря, оно вообще было никаким на вкус. Точнее, никто его толком не распробовал. Безяйчик проглотил, наконец, свою корочку, сглотнул и сказал:

— А чего это ты нас слезами потчевать взялась. Сказано же, Москва слезам не верит.

— Ну и дура, что не верит, — шаманка уже налила себе багровой бурды и теперь с наслаждением прихлебывала, щуря узкие, вытянутые к вискам глаза. — А вы верьте. Выпивший слезы на сутки становится как бы местным, что ли. Запах у него московский и все остальное. Короче, теперь никто вас за чужаков не примет в любое Московское место вам проход будет.

— И в Кремль? — спросил Иван-солдат.

Во многих местах он побывал, а вот в Кремле не доводилось. Разве что в детстве.

— И в Кремль, кивнула Танька. — И не только пустят, но и выпустят, а это уже кое-что!

— Это хорошо, — солдат налил себе еще немного, полфужера, выпил, и задумался, что ему, собственно, в Кремле понадобилось. По всему выходило, что ничего, однако, упускать такую возможность все-таки не хотелось.

— А чего это твои мурашки не возвращаются? — спросил Мальчиш. — Наверное, пора уже.

— Куда им торопиться? — легкомысленно бросила ведьмачка. — Рады радешеньки, из могилок-то выбраться, вот и пускай погуляют. Ночь, она длинная, а для них она и вовсе длиной в жизнь. Вот и не торопятся в неволю.

— Ты бы их из коробки почаще выпускала, да на солнышко, им бы веселее было, — пожалел мурашек Безяйчик. — Глядишь, и проворнее бы стали.

— Много ты понимаешь, — фыркнула шаманка. — Нельзя им почаще. И на солнышко нельзя. Они же дохлые!

— Так ты что, нам на дохлых мурашках гадаешь? — возмутился Мальчиш.

— Во-первых, где я вам не дохлых возьму, — Танька опять закурила трубку и выпустила облако вонючего болгарского дыма прямо в потолок. — А во вторых, дело ваше темное, дохлое, может быть, вот я дохлых мурашек и пустила разведать, что к чему. Если они принесут какую весть, то дурную, стало быть, лучше вам собираться и уматывать восвояси, а если спокойные вернутся, да тихо мирно по местам разлягутся, стало быть, все в порядке, можете смело приступать к своим беззаконным делишкам. Нету вас на той стороне! Я доступно объясняю?

— Ни фига себе! Вот так гадание на фарт! — хором выдохнули Мальчиш с Безяйчиком. — Ну, ты, подруга даешь! Тут без бутылки не обойтись!

— За водкой сами идите, — безразлично бросила шаманка, окутавшись дымом. — Мне моего пойла хватит, да вон и ему тоже. — Она кивнула в сторону Ивана.

И застыла каменной бабой, глядя куда-то сквозь осень в зиму, туда, где ей было роднее. И опять вслед за шорохом ночного троллейбуса кто-то проскулил-простонал, хотя, мало ли кто стонет в ночной столице?