Амиран подал знак Гиго Брегвадзе, здоровенному малому, и тот кивнул: мол, будь спокоен, все сделаем, как задумали. Гиго было поручено стащить машиниста.
Амиран сначала решил выждать, пока Азарашвили и его подручные загрузят платформу полностью, но не выдержал: как только взялись за вторую надставку, он схватил фонарь и закричал страшным голосом:
— Ах вы сукины сыны!
Гиго в мгновение ока вскочил в кабину машиниста, скрутил его и стащил вниз. Остальные погнались за Азарашвили. Валико не успел и сорока шагов сделать, как его догнали у канавки и повалили. Потом подхватили под руки и поволокли в контору.
А Гиго Брегвадзе уже сидел там со связанным машинистом и покуривал. Время от времени он произносил что-нибудь вроде:
— Ни с места, замешу, как тесто.
Азарашвили посадили рядом с дрожащим машинистом.
— Ну как, попался, голубчик? — посмеивался довольный Амиран.
— Не губи меня, — прошептал Азарашвили.
— А что мне делать прикажешь? Ограбил меня, опозорил, а теперь я должен тебя отпустить?
— Я виноват, но ты только на этот раз спаси меня, а я в долгу не останусь.
— Ах, что ты говоришь! — издевался Амиран. — А удобно ведь — готовый металлолом и совсем рядышком? Здорово? Нет уж, голубчик!
И он решительно набрал номер телефона главного инженера.
Азарашвили вместе с его дружками уволили с завода. Зураб Элиава ходил как в воду опущенный. Уже шесть лет работал он начальником смены в мартеновском, потом его выбрали секретарем партбюро цеха. Зураб очень гордился доверием товарищей, а тут вдруг такой позор. Весь город узнал об этом воровстве.
— При чем же ты тут? — успокаивала его жена.
— Ради бога, отстань от меня. Что ты понимаешь? — огрызался Зураб.
Элизбар Хундадзе тоже был подавлен и думал только о том, как смыть с коллектива позор. Он вспомнил, как в прошлом году Зураб был командирован в Таганрог. Там в мартеновском цехе ввели тогда единый план — выполнение высчитывалось не по сменам, а составлялся общий итог по цеху. Когда Зураб приехал и рассказал об этом, Хундадзе, как всегда, отрезал:
— Это меню не для нас.
— Почему ты так думаешь? — обиделся Зураб.
Элизбар подошел к окну и взглянул вниз. Он говорил тихо:
— За шесть месяцев смена Рамишвили ни разу не выполнила план. А ты хочешь, чтобы успех Эргадзе разделил Рамишвили? С какой стати! И где взять такую сознательность и энтузиазм? Никто стараться не будет. Одни работают, другие бездельничают, а денежки всем поровну? Не выполнишь план и спокоен — другие вывезут. Это не дело! Так и передовые рабочие могут разочароваться.
— Но почему же в Таганроге никто не разочаровывается?
— А ты откуда знаешь?
— Я же был там.
— Сколько ты там был?
— Целый месяц.
— Ну, дорогой, один месяц даже Отар Рамишвили может пыль в глаза пускать.
— Да, но там ведь целый год так работают.
— Возможно. Но пока только два завода перешли на общий план. Для этого все смены должны быть равноценными. В Таганроге ведь завод старый! Я работал там когда-то. У них и общий технический уровень, и квалификация очень высоки. А для нас металлургия — дело новое. Подождем, поглядим, что из этого выйдет. Если даже мы затеем все это с общим планом, нас не поддержат в цехе. Отар, конечно, будет «за», а другие вряд ли. Директор и главный инженер скажут, наверное: давайте попробуем этот метод в мартеновском цехе. А у нас может не получиться, и нас поднимут на смех…
Тогда Элизбаром руководила прежде всего осторожность, и в доводах его было много здравого смысла. Но теперь, когда Азарашвили на весь город опозорил мартеновцев, начальник цеха вспомнил старые споры. Теперь он надеялся с помощью единого плана смыть позор со своего коллектива.
— Я много думал, — сказал Элизбар секретарю парторганизации, — сейчас можно перевести цех на общий план. Теперь условий у нас гораздо больше.
Зураб с трудом скрывал свою радость, слушая Хундадзе. Но радоваться было рано. Еще неизвестно, как в цехе встретят это предложение. Особенно его беспокоила смена Хидашели.
Да и Нодар Эргадзе вряд ли поддержит. Какому передовому сталевару выгодно делиться своими успехами с отстающими и лодырями?
Нет, радоваться пока еще рано. Хотя согласие начальника цеха значит много. «Вот если Леван Хидашели поддержит меня — это будет здорово», — раздумывал Зураб Элиава.
Он понимал, что Леван не только в цехе, но и на всем заводе пользуется уже немалым авторитетом.
«Гайоз Трапаидзе и Анзор Челидзе поддержат, но какое это имеет значение, их бригады слабее. Впрочем, кто знает, может быть, директору и главному инженеру понравится мое предложение, может быть, они согласятся с ним?»
Секретаря партбюро больше всего беспокоило одно: все передовые сталевары обидятся и собрание может превратиться в настоящую свару.
Но общее собрание все-таки решили созвать.
— Как ты думаешь? Пойдет за нами народ? — спросил у Хундадзе Зураб.
— Пойдут не все. К сожалению, лучшие будут не с нами.
— Только бы Леван нас поддержал.
«Леван Хидашели… — подумал Элизбар. — А не поспешил ли я, готовы ли мы к этому?»