— А почему бы и нет! — Нодар встал и подошел к столу. Кому-то подмигнул и улыбнулся. — Я скажу коротко. Переход на общий план нам никакой пользы не принесет. Больше того, боюсь, как бы план у нас вообще не сорвался. И вот почему: например, моя смена перевыполнила месячный план, а следующая смена плохо работала, не смогла выполнить. Так? А заработки распределим поровну? И что же получится? Отстающие будь здоров как обрадуются. А передовым сталеварам обидно станет, и они в дальнейшем будут работать с прохладцей. Смена Левана Хидашели выполнила план на сто тридцать процентов, и мы знаем, чего это им стоило. Смена же Гайоза Трапаидзе — на девяносто процентов, халтурили, баклуши били. А премии что, и те и другие получат? Нет, дорогие мои! Так дело не пойдет. Сами подумайте, разве это справедливо?
— А почему же на других заводах не происходит ничего подобного? — прервал его Зураб.
— Что делается на других заводах, я не знаю, и это не мое дело. Может быть, там каждая смена передовая? Здесь мы все друзья и товарищи, все свои. Я думаю, не обидятся на меня Анзор Челидзе и Гайоз Трапаидзе, их сталевары и мастера. Пусть покажут, что и они умеют план выполнять, а потом мы сядем и поговорим об общем плане с удовольствием.
Нодар Эргадзе закончил под дружные аплодисменты.
— Правильно, правильно! — раздались голоса.
— Кто еще хочет говорить? — спросил огорченный Зураб и посмотрел на начальника мартеновского цеха. Видно было, что и его расстроило выступление Эргадзе.
«Это еще что, — подумал Хундадзе, — вот загорится сыр-бор, когда Леван Хидашели выступит! У него большой авторитет. Люди ему верят. Его мнение может оказаться решающим».
Но Леван сидел спокойно, без тени волнения на лице. Невозможно было понять, какие у него намерения.
«Наверное, выступит в конце», — подумал Зураб и снова повторил:
— Кто еще хочет сказать?
— Я хочу, — раздался голос Арчила Хараидзе.
Все посмотрели на него.
— Милости просим сюда.
— Да мне и здесь неплохо.
— Выходи, пусть все послушают, что ты скажешь.
— Ну, черт с вами, выйду! — махнул рукой Арчил.
— Иди, Арчил, иди! — подбадривали своего мастера сталевары: их так же, как и его, не устраивал общий план.
— У меня язык не поворачивается сказать о нашем начальнике что-нибудь плохое. Но общий план мне не улыбается! Я должен стараться, убиваться, потеть, а другие будут работать спокойно, с прохладцей.
— И остальные также должны работать хорошо, дорогой Арчил, всем нужно стараться! — прервал его Хундадзе.
— Вы меня удивляете! Человек должен выполнить свой собственный план, а он и не чешется, дурака валяет. А если он узнает, что за него кто-то другой все сработает, так он и вовсе палец о палец не ударит, вот будет лафа лоботрясам и лентяям! Правильно я говорю, ребята?
— Правильно, правильно!
— А ну, посмотрите, кто кричит «правильно»… Арчемашвили, Кобахидзе, Суладзе, Баразашвили, Гвахария — все передовики. А отстающие молчат. В душе они радуются, нравится им уравниловка, хвалят начальство за новую идею.
Зал засмеялся. Зураб понял, что дело плохо. Директор завода и секретарь партийного комитета по-прежнему сидели молча. По выражению лица главного инженера трудно было угадать, на чьей он стороне. У Элизбара, как всегда, выражение было унылое, он теребил свои очки. Зураб разозлился: что он возится с этими проклятыми очками, хоть бы дал знак какой-нибудь! Потом он отвел глаза от начальства, и тут Леван Хидашели попросил слова. Сразу стало тихо.
Элизбар от волнения встал и снова сел.
— Я с большим вниманием выслушал выступление Арчила Хараидзе. — Леван говорил спокойно, негромко. — Арчил честный труженик, лучший металлург и мастер. Успех нашей смены во многом решает Арчил. Он выступал хорошо и логично. Я думаю, все согласятся со мной, что его слова были не лишены смысла. Нодар Эргадзе высказался примерно в том же духе. Я согласен с Арчилом и Нодаром. Действительно, ни одному передовому сталевару, ни одному мастеру или начальнику смены не по душе общий план. Общий план льет воду на мельницу лентяев, прав я или нет?
— Ты прав, сто раз прав!
— И все же я должен сказать, друзья, что настало время ввести в наш цех общий план.
Зураб был ошеломлен. «Не обманывает ли меня слух?» — думал он. Хундадзе даже рот раскрыл от удивления. Он не в состоянии был скрыть свою радость. Оставил в покое очки и уставился на Хидашели.
— Я работал на Азовстали. За полгода до моего отъезда один из цехов завода перешел на общий план. Результаты работы значительно улучшились.
— В чем тут дело? — спросил кто-то.
— Каждый начальник смены, каждый мастер и сталевар знают, как часто, выходя в смену, мы принимаем плохо загруженные печи, особенно если загрузка шихты ведется за час-полтора до конца работы, то есть если она готовится, по существу, для следующей смены. Тут уж не жди добросовестной загрузки. А взгляните-ка на отметки в журнале! Всем операциям там даны отличные оценки. Это уж не только безответственность, это вредительство. Я вас спрашиваю: мало ли бывало случаев, когда на плохо подогретую шихту наливали жидкий чугун? Кто сосчитает?