Год активного солнца

Настроение у начальника цеха испортилось. Теперь он как будто даже жалел, что затеял все это. И спохватился, ведь нерешительность — признак старости. Медленно же стал он поворачиваться и соображать! В этом трудно было сознаться, знал, что придется тогда распрощаться с заводом…

— Раздумывать нельзя, — тихо сказал Элизбар, как бы очнувшись, — а если не поверят, убедим.

5

Собрание созвали в маленьком клубе мартеновского цеха. За столом, торжественно покрытым красным сукном, уселись Элизбар Хундадзе и Зураб Элиава. Директор завода, главный инженер и секретарь партийного комитета Александр Гелашвили расположились на длинной скамейке у стены.

Зураб был бледен, очень волновался. Все искал на столе какую-то бумагу и никак не мог найти.

Директор и секретарь заводского партийного комитета шептались, тихо посмеивались. Михаил Георгадзе ерзал на стуле, теребил носовой платок, вытирал со лба пот. Наконец он встал, налил в стакан воды, выпил и снова сел.

— Начнем, что ли? — сказал он и опять вытер платком лоб.

— Сию минуту, Михаил Владимирович. — Зураб нашел наконец нужную бумагу и решился: — Товарищи, я не буду говорить о том позорном факте, который произошел в нашем цехе и который мы уже осудили. Сегодня речь пойдет о другом: не все смены у нас работают одинаково. К сожалению, не каждый сталевар с любовью относится к труду. Мне кажется, та система, по которой мы сейчас работаем, устарела. Сегодня мы собрали вас, чтобы обсудить наши дела и подумать, как лучше организовать работу. Пусть каждый выскажет свое мнение и внесет предложения. Мы все взвесим и поступим так, как это будет лучше для общего дела. А теперь разрешите дать слово начальнику мартеновского цеха товарищу Элизбару Хундадзе.

Зураб подождал, пока Элизбар встанет с места, потом, не оборачиваясь, поискал сзади стул и медленно сел, украдкой взглянув на начальство. Но лица руководителей были невозмутимы.

Элизбар не умел говорить красиво и всегда был краток и деловит. Однако сегодня и он разволновался. «Что это я затеял, вдруг опозорюсь перед всем белым светом? Не лучше ли было сидеть тихо?» — думал он и никак не мог начать свое выступление.

— В нашем цехе дело обстоит не совсем хорошо, — наконец-то вымолвил он и взглянул на сталеваров. Потом обратился к директору завода: — Смена Левана Хидашели — гордость всего завода. — Сказал и тут же рассердился на себя. Уж не выглядит ли это так, будто он старается угодить начальнику смены? Очень уж он цацкается с этим молодым человеком. Он подумал и добавил: — Перевыполняет план также смена Нодара Эргадзе! — Элизбар выпрямился, как будто тяжелый груз сбросил с плеч. И заговорил свободно: — К сожалению, о других ничего утешительного сказать не могу. Правда, Анзор Челидзе выполнил план, но не уложился в себестоимость. А смена Гайоза Трапаидзе не выполнила плана ни по валу, ни по себестоимости. Причина, дорогие мои, кроется в одном: ни одна смена не думает о последующей. Каждого беспокоит только одно — самому выполнить план.

Нельзя так дальше работать. Пора, товарищи, переходить на общий план, тогда сталевар не будет думать только о себе. Он постарается оставить следующей смене хорошо заправленную печь.

Эту мысль год назад подсказал мне Зураб Элиава. Тогда я не согласился с секретарем партбюро. Много у нас было неопытных сталеваров. А теперь, если мы не перейдем на общий план, то со старыми методами далеко не уедем. А это дело, проверенное на других заводах страны, дает положительные результаты.

Я прошу всех выступить. Если вам нравится мое предложение, скажите об этом; если не нравится, тоже скажите. Имейте в виду только одно: мы не очень-то будем считаться с мнением товарищей, которые руководствуются личными соображениями…

Хундадзе закончил свое выступление, но, перед тем как сесть, почему-то взглянул на Левана.

«Беремся за такое большое дело, а он так куце и сухо выступил», — подумал Зураб с досадой.

Иорам Рухадзе молчал. Трудно было угадать, понравилось ему предложение Элизбара или нет. У директора была добрая привычка выслушивать всех и только в конце высказывать свое мнение.

— Продолжай собрание! Чего ты ждешь? — сказал он Элиаве.

— Кто еще хочет высказаться? — встал Зураб.

Все молчали. Смотрели друг на друга.

— Никто не хочет?! Неужели вам нечего сказать по этому поводу?

— Вы, как видно, все обдумали и обо всем договорились, о чем же нам говорить? — крикнул с места Эргадзе.

— Ничего мы еще не решили. Высказали вам некоторые свои предложения, а ты выскажи свои. Может быть, твои лучше! Выходи, говори отсюда!