Год активного солнца

Ленка повисла на шее, ухватившись теплыми ручонками. Потом схватила конфеты, торт, утащила на кухню.

Ирина помогла раздеться, пристроила пальто на гвозде — вешалки не было. Она только что вышла из ванны, на голове накручено полотенце.

— Показывай, — сказала Кира Сергеевна и пошла в комнаты.

Была тут недели две назад, когда везде валялись узлы, чемоданы, книги, и сейчас ожидала увидеть уже порядок, обжитость. Но в комнатах мало что изменилось, только узлов нет, но и мебели никакой: в одной комнате — диван и Ленкина кровать, в другой — раскладушка. В углу свалены связки книг, в стену вбиты гвозди, на них — одежда.

— А где же Юрий? — спросила Кира Сергеевна.

— Не знаю. Зачем он тебе?

Было тепло, здесь тоже еще стоял запах краски, в голые, без занавесок окна било зимнее солнце, освещало пустые стены.

— Возьми дома что-нибудь из мебели, можно ли так жить? Или давай подыщем гарнитур.

Ирина взяла с подоконника сигареты, закурила.

— Успеется. Пока сойдет и так.

Все же странная, подумала Кира Сергеевна про дочь. Она не понимала такого равнодушия к новой квартире, ко всей этой вокзальной неустроенности. Нормальные новоселы — молодые и немолодые обживают квартиру празднично, торчат в мебельных магазинах, несут карнизы, паласы, светильники… Устраивают уютное гнездышко. А тут — как ночлежка, одни постели. Потому что не маялись без жилья, не ждали годами, получили готовым, как должное.

— Чаем напоишь?

— Есть и посущественнее, — сказала Ирина. — Только придется на кухне, ты уж извини.

Она таскала с балкона закуски, передавала Кире Сергеевне, та несла их на кухню. Здесь был стол и два стула, на одном, утонув коленками в мягком сиденье, стояла Ленка, распоряжалась тортом.

— Смотри, вот тебе, вот с розочкой — маме, а это мне…

Рот и пальцы вымазала коричневым кремом, и на шее крем.

— Ты забыла про папу, — сказала Кира Сергеевна. Ленка замерла с поднятым ножом, подумала. И тут же выкрутилась:

— Ничего не забыла, просто не успела… И папе отрежу…

Ирина внесла запотевшую бутылку, на подоконнике, заваленном посудой, отыскала вилки.

— Тебя не шокирует, что я в таком домашнем виде?

— Нисколько.

Кире Сергеевне было приятно, что Ирина не просто ждала ее, а готовилась к встрече, как к маленькому торжеству.

Они выдвинули столик на середину, Ирина устроилась поближе к плите.

— Жаль, отца нет, — сказала она.

— У него конференция. И потом, на чем бы он сидел?

— Ерунда, принесли бы связку книг.

Кира Сергеевна видела, как по-мужски ловко дочь откупорила бутылку, налила вино в граненые толстые стаканы. Даже посуды путной нет.

— За счастье в этом доме! — Она посмотрела на Ирину. Ирина выпила, потом сказала:

— В этом доме если и будет счастье, то для кого-нибудь другого.

Непонятно сказала.

Ленка забралась к матери на колени, запивала торт сладкой водой, выкладывала свои невеселые новости: детсад здесь плохой, девчонки во дворе плохие, кошек нет и качелей тоже нет.

— Кира, забери меня домой, мне надоело здесь жить. Лицо у нее сделалось жалобным — вот-вот заплачет.

Прижала голову к плечу, заглядывает Кире Сергеевне в глаза. Никак не привыкнет, что теперь ее дом здесь.

— Давай заберу ее на воскресенье.

Ленка посмотрела на мать.

— Возьми, — согласилась Ирина.

Ленка всплеснула руками, скатилась с колеи матери.

— Я Андрейке и Максимке подарки понесу!

Вприпрыжку умчалась к игрушкам, гремела там железками, выбирала из «металлолома» подарки для соседских мальчишек.

— Скучает, — сказала Кира Сергеевна.

— Привыкнет.

Ирина закурила, выбросила на стол пачку. Кира Сергеевна потянулась к ней. То ли от вина, то ли из-за настроения сейчас она чувствовала себя расслабленно, жалела Ирину и Ленку, обе казались маленькими, незащищенными. Хотелось обнять дочь, прижать к себе, просить за что-то прощения — родное мое дитя, тебе всегда не хватало матери, но что же делать, если так круто замесила я свою жизнь и по-другому не могу? Когда-нибудь, когда отполыхают над тобой житейские бури, страсти и придет к тебе мудрое Время Работы, ты поймешь меня.

Но ничего, конечно, она не сказала — не такие между ними были отношения, чтобы плакать на плече друг у друга.

— Может, и ты проведешь воскресенье с нами? — Кира Сергеевна погладила руку Ирины и почувствовала холодную неподвижность этой руки.

— Нет, у меня завтра стирка.

Кира Сергеевна убрала свою руку. Посмотрела в окно — там все изменилось. Плотная пелена наползла на небо, даже здесь чувствовалось, что воздух огрубел, потяжелел. Значит, пойдет снег.

Они молча курили, сбивая пепел в пустую тарелку.

— Помнишь, ты как-то сказала, — начала Кира Сергеевна, — что мы удобно устроились?

Ирина быстро посмотрела на нее.

— Но надо, мама. Извини меня за ту фразу…

Кира Сергеевна жестом остановила ее.

— Погоди, я ведь не обиделась. Просто хочу знать, что ты имела в виду.

— Не надо, мама, — повторила Ирина, сдвинув брови. — Ты сама все хорошо знаешь, а та идиотская фраза просто сорвалась с языка.

Она поставила на газ чайник, свалила в раковину тарелки. Опять села, вытянула сигарету.

— Ты много куришь.