Год активного солнца

Но туда не тянуло, все казалось ненужным и стертым. Словно перебирала не свою, а чужую скучную жизнь. И город казался чужим и скучным. Годы, прожитые врозь, разделили нас. Длинные годы, в которых уместилось так много, задавили воспоминания.

Зачем я приехала сюда?

Сквозь перчатки она подышала на пальцы и побежала назад, к площади.

43

Медленно гас, словно падал куда-то свет, зал погружался в сумрак, и сразу стало заметно, как тут дымно, темно, холодно. Резко вспыхнули прожекторы, длинные лучи нервно заелозили по эстраде, скрестились и замерли. Бледная женщина с ярко накрашенным ртом шла к перекрестку лучей, вскидывая коленями длинное узкое платье.

Тихо, будто издалека заиграл оркестр, и женщина запела про разбитое комсомольское сердце. Кира Сергеевна поежилась.

Ей было стыдно, что здесь, среди пьющей и жующей публики, плывет эта песня.

— Зачем она?.. В ресторане…

Олег Николаевич пожал плечами.

— А что петь в ресторане? «Бублики»?

— Уж лучше «бублики».

Певица интимным полушепотом вела мелодию, покачивала худыми бедрами, блестящее немнущееся платье жестко ходило у ног, казалось, оно скроено из тонкой листовой стали.

— В тебе сидит начальница, — засмеялся Олег Николаевич. — Наверно, рестораны в твоей «епархии» и ты наводишь там порядки?

Кира Сергеевна не ответила.

Она с самого начала была против этой затеи с рестораном, но Лидия грызла брата: развлекай, своди в ресторан, все-таки гостья…

Сперва они просто бродили по центру, а когда проходили мимо ресторана, Олег Николаевич спросил: «Может, заглянем — для отчета перед Лидией?» Она порядком замерзла и потому согласилась. У дверей зала их встретил официант, повел к столику, накрытому на двоих, и Кира Сергеевна поняла: зашли они не «для отчета», столик он заказал заранее.

Зажегся свет, подошел официант с бутылкой шампанского, обернутой салфеткой.

— Прошу прощения, — почему-то сказал он и налил, фужеры.

Олег Николаевич ждал, когда он уйдет.

— Ну, за встречу?

Они опять высчитывали, сколько же не виделись, выходило — больше десяти лет.

— В нашем возрасте это много, да? — спросила Кира Сергеевна.

Олег Николаевич посмотрел на нее.

— Десять лет — в любом возрасте много.

От вина в голове стало легко и звонко, зачем-то она принялась длинно рассказывать, как долго ходила вчера по городу, хотела вспомнить детство, юность и как при этом ничего не чувствовала, кроме боли в замерзших ногах. Потом натолкнулась на его взгляд и умолкла. Подумала: «Наверно, я опьянела и говорю чепуху».

— Твоя внучка всех тут покорила, — сказал Олег Николаевич. — Как забавно она зовет тебя Кирой!

— А еще она задает странные вопросы, — сказала Кира Сергеевна. — Например, из чего сделан ветер?

Посмеялись. Олег Николаевич смотрел на нее, близоруко щурился, от глаз бежали морщинки к носу и вискам, Кира Сергеевна подумала, что все-таки он изменился, у него маленькое лицо старичка.

— Ну, как ты живешь? — спросил он, словно они только что встретились.

— По-разному. Главным образом — работаю. Для меня настало время работы.

Он не понял:

— Как это — «время работы»?

Рассек ножом кожицу апельсина, оторвал от мякоти, подал ей, как раскрытый цветок.

— Когда-то было время любви, потом — время материнства, теперь вот — время работы.

Он слушал, зажав в горсти подбородок, прищуренно смотрел на нее.

— Наверно, лучше, если все совпадает.

— Лучше, — согласилась она. — Но не совпадает.

Вернулся оркестр. Грохнул барабан, зазвенели тарелки, и разговаривать стало трудно.

Пустели столики, на «пятачке» возле эстрады толклись в танце нары. По потолку бежали волны света — от дверей к эстраде, на степах, украшенных чеканкой, вспыхивали «зайчики».

Немолодой высокий мужчина, щелкнув каблуками, остановился возле их столика, пригласил Киру Сергеевну. Наверно, военный, подумала она. Но не пошла, сказала, что не танцует.

Опять поймала на себе взгляд Олега Николаевича — пристальный, долгий — и ей стало тяжело и неловко.

— Хорошо, что ты не пошла с тем типом, я бы вызвал его на дуэль.

— Я так и поняла.

Он передвинул стул ближе, чтобы в грохоте музыки не гасли их голоса.

— А со мной пойдешь?

— Я в ресторане не танцую, — сказала она. Хотела добавить «и не бываю», но промолчала, чтобы не услышать опять: «В тебе сидит начальница».

Он не знает и никогда не узнает, как это трудно — жить на виду.

Лицо Олега Николаевича было теперь совсем близко, от выбритых щек знакомо пахло одеколоном «В полет». Они с Лидией всегда дарили ему этот одеколон в день рождения.

Это было в той жизни, которую она уже забыла.

Он налил из бутылки себе и ей, выпил один. По его решительному виду догадалась, что он сейчас заговорит о чем-то неприятном для нее. Но он просто спросил:

— Ты счастлива?

Она завозилась в сумочке, вытащила сигареты.

— В итоге, пожалуй, нет.

Отвернулась, посмотрела на танцующих. Тот высокий кружил женщину в седом парике. Он держался прямо и танцевал по-старинному, убрав за спину руку.

Определенно военный, решила Кира Сергеевна.

— «В итоге… Пожалуй», — повторил Олег Николаевич, разглядывая фужер. — В итоге — не считается.

— Почему?