Год благодати

Но я ничего не могу с собой поделать. Идущее изнутри давление невыносимо. Измотанная донельзя, я тяжело дышу, из всех моих пор сочится пот, волосы совершенно мокрые, а на простынях алеет кровь. Не знаю, сколько я еще смогу протянуть. И тут я смотрю на снегопад и думаю о Райкере. Он бы ни за что не позволил мне сдаться. Не позволил бы проявить слабость. Да я и сама не захотела бы выглядеть слабой, если бы он был здесь. Я закрываю глаза, представляю себе, что он здесь, со мной, и хотя это, быть может, всего лишь бред, ибо я истекаю кровью, но готова поклясться, что чувствую – он рядом.

Я слышу, как за дверью мужчины чокаются, и чую идущий из-под двери едва различимый запах виски.

– Да благословит тебя Бог сыном, – кричит отец Эдмондс.

– Надо помолиться, – говорит Айви, и во взгляде ее я вижу страх.

– Господи, просим тебя, используй тело сие как сосуд твой, дабы принести в сей мир сына…

– Нет. Не так. – Я мотаю головой, дыша часто и неглубоко. – Если вы чувствуете потребность в молитве, то молитесь о девочке.

– Это святотатство, – шепчет Айви, оглянувшись на дверь, чтобы удостовериться, что меня не слышали мужчины.

– Молитесь, как просит Тирни, – говорит матушка.

Сестры переглядываются и понимают друг друга без слов.

Все в комнате берутся за руки.

– Господи, используй тело сие как сосуд твой, дабы принести в сей мир… дочь…

Они молятся, а я тужусь.

– Ножки, – говорит повитуха. – Ручки. Головка. – Но в ее голосе звучит нарастающая тревога. – Ребенок вышел.

– Покажите его мне! – кричу я.

Повитуха смотрит на мою мать, и та угрюмо кивает.

Повитуха кладет ребенка мне на грудь, и я плачу.

– Это девочка, – с тихим смехом шепчу я.

Но она не кричит и лежит совершенно неподвижно.

– Пожалуйста, дыши… дыши, – прошу я.

Вытерев кровь с ее личика, я вижу, что у нее мои глаза, темные волосики, как у Райкера, чуть заметная ямочка на подбородке, но одно красное пятнышко не стирается. Под правым глазом у нее маленькая красноватая родинка.

И, как только она делает свой первый вдох, меня осеняет – это она, та, кого я видела в снах, та, кого я искала.

Судорожно вздохнув, я прижимаю ее к себе, покрываю поцелуями.

Волшебство существует. Оно не такое, как о нем думают, но, если ты готова открыть глаза, открыть сердце, оно окружит тебя, ведь оно живет в тебе и только и ждет, чтобы его постигли. Я часть ее, как и Райкер, и Майкл, и все девушки, которые стояли на площади рядом со мной, чтобы она смогла появиться на свет.

Она принадлежит нам всем.

– Ты снилась мне всю мою жизнь, – говорю я, целуя ее. – Ты желанна. Ты любима.

И она, словно понимая эти слова, сжимает своими крошечными пальчиками мой палец.

– Какое имя ты ей дашь? – спрашивает матушка, и подбородок ее дрожит.

Мне не надо над этим думать, я всегда знала, как ее назову.

– Ее зовут Грейс[7], – шепчу я. – Грейс Райкер Уэлк. И она станет той, кто изменит наш мир.

Матушка наклоняется, чтобы поцеловать внучку, и вкладывает в мою руку маленький красный цветок с пятью лепестками.

Я смотрю на нее и шепчу:

– Глаза мои открыты, и теперь я вижу все.

Плача, матушка проводит рукой по моей косе и забирает из нее черную ленту. Вместе со всем, что она означает.

Закрыв глаза, я испускаю бесконечный вздох, и вот я уже иду по лесу, невесомая и свободная.

На тропе впереди появляется неясная фигура, вокруг нее, словно дым, развевается темный саван. С каждым шагом фигура становится все ясней, ясней…

Райкер.

Не знаю, узнаёт он меня или нет, но он идет прямо ко мне.

Не двигаясь с места, я жду: обнимет ли он меня или же просто пройдет насквозь.

Благодарственное слово

Десять часов утра, три года назад, Пенсильванский вокзал в Нью-Йорке.

Я неотрывно смотрю на табло, желая, чтобы поскорее прибыл мой поезд, когда обращаю внимание на стоящую передо мной девочку. Наверное, ей лет тринадцать или четырнадцать, высокая и стройная, она все время перекатывается с пяток на носки, здорово раздражая своих родителей, бабушку, дедушку и младших братьев и сестер. Ее переполняет нерастраченная энергия, присущая девочкам, которые совсем скоро превратятся в женщин. Которые стоят на пороге перемен.

Мимо идет мужчина в деловом костюме и инстинктивно устремляет на нее взгляд: осматривает ее с головы до ног. Мне знаком это взгляд. Теперь и на нее можно открыть охоту. Она стала законной добычей.

А затем мимо проходит женщина, и нерастраченная энергия девочки притягивает также и ее взгляд, но думаю, по другим причинам. Женщина смотрит на девочку – в глазах вспыхивает печаль и, быть может, надменность. Наверное, эта девочка напоминает ей обо всем, что она потеряла… или о том, что, как она думает, ей уже не вернуть. Теперь она видит в девочке свою соперницу.

Объявляют отправление поезда, и все бросаются ко входу на перрон. Судя по всему, семья отправляет девочку обратно в школу-пансион. Она едет на эскалаторе вниз, все время махая рукой, и я не могу не заметить облегчения, написанного на лицах ее родителей. Их дочь еще год будет скрыта от этого мира. Пока можно не опасаться.

– Что мы творим с девочками, – чуть слышно шепчу я.