Год благодати

Из леса доносится вой, и все разом перестают дышать.

Кирстен хватает Дину за волосы и дергает ее голову назад.

– Ответь! – требует она.

Дина воет, и я вижу, как напрягается все ее тело в жажде волшебства. В жажде величия. В страстном желании наполниться чем-то большим, чем она сама.

Удовлетворившись этой сценой, Кирстен отпускает ее. Дина встает с земли, ее лицо раскраснелось, распущенные волосы растрепались, по лицу текут слезы, а в остекленевших глазах застыло безумие.

– Волшебство есть, – говорит она и, взвыв еще раз, обессиленно валится в объятия Кирстен.

Глава 28

Я просыпаюсь, услышав сдавленный смех, и обнаруживаю на себе кровь – она пачкает мои руки, течет между ног.

Резко сев на кровати, я вижу, что на этой стороне барака я осталась одна; на моей сорочке виднеются темно-красные пятна, и девушки хихикают, показывая на меня пальцами и закрывая ладонями рты.

– Это сделала я. – Кирстен смеется, держа в руке длинное перо, конец которого измазан кровью.

Я устремляю взгляд на Герти, но она избегает смотреть мне в глаза.

Быстро вставив ноги в ботинки, я выбегаю из барака и спешу к кадке для дождевой воды, чтобы помыться, но обнаруживаю, что она разломана на куски. Она была послед – ней, и думаю, поскольку уже наступили холода, в ближайшее время мне не удастся сделать новую – придется ждать до весны. Кирстен во всем будет винить духов, но я знаю – это ее проделки. Во мне вскипает гнев, но надо держать себя в руках. Они наверняка за мной наблюдают, и мне никак нельзя выдать, что им удалось достичь своей цели – вывести меня из себя.

Подойдя к колодцу, я пытаюсь столкнуть ведро вниз, но оно примерзло к каменному краю. Я пытаюсь сломать лед, но он слишком крепок. И тут до меня доносится странный звук.

Как будто кто-то поет.

Оставив колодец, я иду к воротам. На земле скорчилась маленькая фигурка. Тонкий голосок, малый рост… на мгновение кажется, что это девушка из моих снов. Мне хочется броситься к ней, но я заставляю себя не ускорять шаг. Не верь никому. Даже самой себе, – звучат в голове слова матери.

Я опускаюсь перед нею на корточки, но не вижу ее лица. Дрожащими руками я приподымаю грязное покрывало – передо мной Эйми Дюмон. Она все время держалась так тихо, так незаметно, что я почти забыла, что она тоже здесь, среди остальных.

Наклонившись, я прислушиваюсь к ее песне.

Ева, золотом волос играя,
На высоком троне восседает.
Ветер темный дует все сильней,
Опрокинув ночь над миром старым.

Это старинная детская песенка, над словами которой я никогда не задумывалась, но здесь… сейчас, в эту минуту, я не могу о них не думать.

Под сурдинку Ева плачет с ней
О мужчинах, словно о пожарах.
Слушаться, – вот в чем девичья сила.
Или ждет вас ранняя могила![3]

Внезапно Эйми замолкает, не сводя глаз с ворот; ее дыхание становится неглубоким, и одновременно с ним я слышу другое дыхание – тяжелое, шумное. Я смотрю туда, куда устремлен ее взгляд, и поначалу вижу только царапины на дереве ворот, однако затем в щелях между бревнами различаю глаза… темные глаза, глядящие прямо на нас.

– Они чуют запах твоей крови, – с улыбкой говорит Эйми.

Я пячусь, желая поскорее убраться отсюда, но тут мир начинает расплываться у меня в глазах. Я, шатаясь, бреду по поляне, ища, за что можно бы было ухватиться. Колодец. Надо попить воды. Добравшись до него, я протягиваю руку, чтобы ухватиться за его каменный край, но ноги мои подгибаются, и я мешком падаю на землю, ударившись головой о камень.

Глава 29

Открыв глаза и проморгавшись, я слышу, как кто-то говорит:

– Тебе нужно только пробежать до бухты и обратно.

Подняв голову, я вижу, что девушки сгрудились возле ворот.

– Как только ты пробудишь свое волшебство, я распущу твою косу, – говорит Кирстен таким тоном, будто наставляет ребенка. – И ты сможешь стать одной из нас.

Подняться на ноги оказывается труднее, чем я думала. У меня раскалывается голова, и от головокружения ограда то расплывается, то снова становится четкой – точь-в-точь как шкала настройки резкости в микроскопе моего отца.

– А ты не могла бы подержать Голубушку? – Хелен протягивает горлицу Кирстен. Та морщится и выталкивает вперед Джессику, чтобы птицу взяла она. – Ей особенно нравится, когда прижимаешь ее к себе под подбородком, – добавляет Хелен.

– Погодите, – говорю я. – Ей нельзя выходить за ворота. Там же беззаконники.

Дженна бросает на меня досадливый взгляд.

– А мы-то уж думали, что ты умерла.

– Выходит, вам не повезло. – Я протискиваюсь мимо нее. – Хелен, тебе нельзя этого делать.

– Но я же стала невидимой, – говорит она с широкой улыбкой.

– С каких это пор? – спрашиваю я.

– Уходи, – велит Тамара, отталкивая меня. – Хелен и не нужна ничья помощь, у восточной части ограды беззаконии – ков отвлекает Эйми своим ужасным пением.