Год благодати

С неба снова доносится раскат грома, и Вивиан бросает на меня смущенный взгляд. Такой же, как тогда, на лугу, в прошлом году, когда я застукала ее с парнем из работного дома.

– Я не знаю.

Я делаю вид, будто ничего не замечаю, но чувствую – сейчас на меня устремлены десятки глаз.

– Всему свое время. Продолжай прислушиваться, подруга, – говорит Кирстен и, развязав красную ленту Вивиан, распускает ей косу и расчесывает пальцами ее неопрятные жирные волосы. Виви улыбается, глядя на луну с таким видом, будто только что спаслась от дьявола. От меня.

– Надеюсь, что тогда еще не будет поздно для всех вас, остальных. – Кирстен начинает ходить вокруг костра. – Все, над чем вы работали… что вы строили… – говорит она, опрокинув подставку для стряпни. – Все это лишено смысла.

– О нет, – выпаливаю я. – Это вовсе не лишено смысла. Ты определенно получила немалую пользу от плодов нашего труда.

Кирстен смотрит на меня с такой злобой, что по телу бегут мурашки.

– Комфорт и сытость не помогут нам обрести волшебство. Мы здесь затем, чтобы страдать, чтобы избавиться от яда, скопившегося внутри нас. – В свете костра ее глаза блестят – неистово и грозно. – Мы здесь, потому что Ева ввела Адама во искушение. Отравила его спелым плодом. Если мы не используем все свое волшебство, вы знаете, что вас ждет. Вы знаете, что случается с девушками, которые, вернувшись после года благодати, продолжают держаться за старое – их отправляют на виселицу… или еще хуже.

По толпе пробегает дрожь, дрожь страха… и я тоже дрожу.

– А что, если Тирни права? – доносится из задних рядов голосок Нанетт. Ее кровать по-прежнему стоит рядом с моей. – Что, если все дело в нашем воображении или в какой-то хвори?

Вместо того чтобы взорваться и выплеснуть скопившийся гнев, Кирстен вдруг становится пугающе спокойной.

– Ты говоришь это из-за ее непотребных снов?

Я оглядываю девушек, сидящих вокруг костра, гадая, кто из них донес на меня, но сейчас есть проблемы и поважнее.

– Неужто вы не видите, что она делает? Забивает вам головы нечестивыми мыслями. Пытается отвлечь от того, что вы должны сделать. В ней же нет ничего особенного. Она даже не смогла удержать подле себя единственную настоящую союзницу, которая у нее была. – Кирстен с многозначительным видом смотрит на Гертруду – стало быть, я боялась не зря. Она использует Герти, чтобы добраться до меня. И та об этом знает.

– Тирни хочет, чтобы вы продолжали цепляться за свое волшебство, потому что тогда вас отправят на виселицу. Таким образом она избавится от нас всех.

– С какой стати ей вообще может хотеться творить такое? Ведь мы все находимся в одной лодке.

– В одной лодке? – Кирстен смеется. – Разве дома она пыталась хоть с кем-то из вас подружиться? Разве проявляла к нашей жизни хоть какой-то интерес? Вот в чем заключается ее волшебство. В том, чтобы настраивать нас друг против друга… против нашей природы… против того, что мы должны сделать.

– Ты лжешь, – говорю я, но, похоже, меня никто не слушает.

– Ты, – произносит Кирстен, показывая на одну из девушек, сидящих в среднем ряду. Это Дина Херсон. Она робко выходит вперед. – Ты, кажется, заявляла, что волшебство женщин в твоей семье проявляется в способности разговаривать с животными?

– Да… но…

– Раздевайся.

– Что? – Дина в ужасе обхватывает руками грудь.

– Ты меня слышала. Раздевайся. – Кирстен проводит пальцами по ее косе и шепчет ей на ухо: – Я тебе помогу. Я тебя освобожу.

Дина оглядывает девушек, сидящих вокруг костра, но никто из них не осмеливается вмешаться. Даже я. Судорожно вздохнув, она снимает плащ, платье, нижнее белье.

И стоит, дрожа и пытаясь прикрыть наготу, а Кирстен подходит к ней сзади и кладет ладонь на низ ее живота. – Ты должна почувствовать это здесь, – говорит она, растопыривая пальцы, и из груди Дины снова вырывается судорожный вздох. – Ты чувствуешь тепло? Чувствуешь покалывание? Как будто кровь приливает и отливает и хочется кричать?

– Да, – шепчет Дина.

– Это твое волшебство. Не отпускай его.

Дина несколько раз вздыхает и зажмуривает глаза.

– Кажется, я его чувствую, – шепчет она.

– А теперь встань на четвереньки.

– Зачем?

– Делай, что говорю.

Дина подчиняется и встает на карачки.

Мне хочется вмешаться, избавить ее от этого унижения, но сейчас она целиком во власти Кирстен. Они все в ее власти. Быть может, даже я, потому что у меня никак не получается отвести глаза от этого зрелища.

Кирстен развязывает красную ленту Дины и распускает ее волосы. Дина вонзает ногти в землю.

Девушки, затаив дыхание, смотрят, как Кирстен обходит ее по кругу, держа в руке змеящуюся красную ленту.

– Обратись к зверям в лесу. Почувствуй их.

– Я не знаю, как, – говорит Дина.

Кирстен размахивается и стегает ее по заду красной лентой. Это, конечно, не больно, однако неожиданно.

– Закрой глаза, – командует Кирстен. – Почувствуй каждое сердце, бьющееся в лесу. Свяжись с одним из них. Сосредоточься на его биении, – произносит она, ходя вокруг Дины.

– Я что-то слышу, – шепчет Дина, подняв голову и пристально глядя на лес. – Я чувствую тепло. Чую кровь. И запах мокрой шерсти.