Год быка--MMIX

Точно также для антиреволюцион­ной идеи Реставрации в 1991-93 годах быстро про­текают «ночные» стадии раз­вития. С начала 1993 года про­текает 16 стадия: все строят «вертикаль власти», каждый по своему про­екту. В начале октября тоже случа­ется Дно Надлома, актив­ное вмеша­те­ль­ство внешних сил, вклинив­шихся в полуразру­шен­ные «башни» власти. Так что полити­ческий под­текст 17 главы совпадает с 17 стадией раз­вития постсоветской, ельцинской полити­ческой системы. Другое де­ло, что и события 1993 года, как и Голгофа 33-го года от Р.Х, как и страшная Казнь 1930-х годов – это ил­люстрации к общей модели. А сквозное дей­ствие Романа привязано не к политике, а к про­цес­су ро­ждения ново­й науки. В полити­ческом про­цес­се 1990-х годов 17 стадия, начав­шись осенью 1993 года, закончится лишь летом 1996-го, а 18 стадия займёт ещё два года. Воз­можно, имен­но поэтому, чтобы мы не спутали про­цессы, Автор нам в конце 18 главы специ­а­льно постучал клювом в фотографию 94-го года. Намёк на то, что после этого про­цесс научного познания полити­ческой реа­льности, воз­можно, будет опере­жать полити­ческие про­цес­сы. Хотя воз­можно и иное толко­вание – про­сто завер­шение 17 стадии и 18 стадия очень похожи друг на друга, нетрудно и пере­путать, глядя с дис­танции неско­льких десятилетий.

Очень аккуратно сделан­ная Автором отсылка к «Ричарду III» стала почти неза­метным узелком в пёстрой истори­чески-сатири­ческой ткани Романа. Если не знать, что глава 16 «Казнь» соотносится Автором с трид­цатыми годами ХХ века. В этом контексте даже косвен­ное упоми­на­ние пьесы о сухоруком тиране и властолюбце, жестоко рас­правив­шемся со всеми быв­шими сорат­никами и род­ствен­никами, не может не иметь особого зна­чения. Наш Роман уже был косвен­но связан с Ричардом III через образ Ан­нушки-Чумы. Известно, что Пушкин отчасти списал у Шекспира сцену обольщения Доны Ан­ны у гроба мужа. Впрочем, Шекспир тоже списал у предше­ствен­ников, а те отразили ис­то­ри­ческий факт женитьбы Ричарда Глостера на вдове быв­шего про­тив­ника. И вообще образ шекспи­ров­ского Ричарда слишком ярок и объёмен на фоне его соб­ствен­ных врагов и жертв, чтобы считать этого героя просто злодеем. Нет, конечно, Ричард – это «бич божий», призван­ный наказать свою родню, всю отупев­шую от беззакония элиту. Не исключая и себя, поско­льку лишь в одной из ипос­та­сей – духовной, Ричард есть орудие ангела воз­мездия, оставаясь одним из беззакон­ных Йорков.

Совсем недавно этот шекспиров­ский сюжет был снова раз­ыгран в быв­шем Королев­стве Непал. Но и в нашем «тридесятом цар­стве» раз­ве не разыгрался этот же сюжет пере­д Великой войной? Допустим, такая деталь как сухорукость тирана – чисто случайное совпа­дение. Но всё оста­льное – интриги, казни, неудержимая воля к власти, уничтожа­ющая под корень беззакон­ную больше­вист­скую элиту. Это уже не совпа­дение, и не случай­ность, это законо­мер­ность раз­вития. Соб­ствен­но, видимо в этом и есть отличие сим­вола 17 от идеа­льной семёрки. В реа­льной жизни Закон приходит в тёмное беззакон­ное цар­ство вовсе не в светлых рыцарских доспехах. Ангел воз­даяния одет в те же чёрные и окровав­лен­ные одежды, отлича­ясь лишь методич­ностью и беспощад­ностью. Впрочем, этот про­цесс очищения не грозит тем, кто готов услышать и понять дух времени. И потом в раз­ные эпохи степень беззакония бывает раз­ной, как и законы. Традицион­ная визу­а­льная сим­волика 17 стадии – это предут­рен­ние сумерки, где един­ствен­ными светлыми пятнами явля­ются звёзды на тёмном небе. Сим­волика звезды, небесного свети­ла или ангела одинакова и в библейских иносказаниях, и в космогонии Арис­тотеля. Это источник чистого знания.

Кстати, в 17 главе тоже присут­ствуют валютные цен­ности, как и в 15-й. Но на этот раз центра­льный персонаж, бухгалтер Ласточкин с самого начала желает вернуть обще­ству доверен­ные ему цен­ности. И всё равно попадает в ту же ловушку, что и Босой. Никанор Иванович тоже считал, что хра­нит про­стые рубли, то есть обыден­ную житейскую мудрость, пусть даже и в оригина­ль­ной упаковке. Так и про­фес­сор Зорькин как лидер юридической корпорации честно про­пове­довал про­стые цен­ности своей науки. Однако юриспруденция, как и оста­льные гума­ни­тарные науки – это в лучшем случае си­стема эмпири­ческих знаний, а в широком применении – это дис­циплина, свод нор­матив­ных правил, не всегда адекватных дей­ст­вите­льности, особен­но полити­ческой.