Год быка--MMIX

Дионисийский вос­торг и оргиазм по самой своей природе раз­рушил всякие пере­городки между людьми, и потому прежняя родовая и аристократи­ческая знать в отно­шении этого ново­го боже­с­тва оказывалась уже на одном уровне с низшими слоями насе­ления. Вот почему религия Диониса с самого начала вступила в конфликт с прежними, аристократи­ческими олимпийскими богами и бы­с­тро одержала победу над ними, а сам Дионис представлялся теперь уже сыном Зевса и тоже по­ме­щался на Олимпе, к которому он раньше не имел никакого отно­шения. Следо­ва­те­льно, основной ис­точник гре­ческой драмы периода вос­ходящей демо­кратии коренился, прежде всего, в глубочайшей дионисийской реформе прежней олимпийской, и в част­ности гомеров­ской, мифологии». /А.Ф.Лосев, «Античная лите­ратура» /

Нетрудно понять, что речь идёт о революцион­ном пере­вороте в жизни древних греков. То есть и тут мы находим отражение глубокого интереса Булгакова к истори­ческим корням рево­лю­ций, как и в рас­шифрован­ном ранее намёке на про­грам­мную статью Канта. Если так, то можно было ог­ра­ничиться лишь парал­лелями в содержании Романа в виде ше­ствий и хоров. Но Булгаков выс­тра­ивает более значимую отсылку к античности в виде недифференцирован­ного жанра книги и драмати­ческой формы «романа в романе». Всё лите­ратурное творче­ство Булгакова стано­ви­тся «возвраще­нием к ис­токам» – от клас­си­ческого романа к драмати­ческим про­изве­дениям, завершая закатный Роман в той же точке, откуда восходит эволюция драматургии и литературы: «смесь воз­вы­ше­н­ного и низ­мен­ного, серьезного и шуточного – одна из особен­ностей этих первобытных зачатков драмы, что и привело в да­льнейшем к про­исхож­дению трагедии и комедии из одного и того же дио­нисов­ского источника» /А.Ф.Лосев, там же/.

Есте­ствен­но в таком случае спросить: а что же предше­ствовало дионисийским праздникам в системе прежней олимпийской мифологии? Во-первых, драмати­ческим пьесам предше­ствовали ли­ри­ческие и, ещё раньше, эпи­ческие про­изве­дения поэтов. Но они суще­ствовали отде­льно от перво­быт­ной драмы, «которая сопровождает собой почти всякое обрядовое дей­ствие в первобытном обще­стве и которая ещё не выделилась из общих трудовых про­цес­сов, магии, быта и вообще из соци­а­льной области тогдашней культуры» /А.Ф.Лосев, там же/.

Драматургия дионисийских праздников сформировалась, таким образом, из трёх источников и трёх частей: из стремя­щегося к про­фес­сионализму творче­ства бродячих поэтов; из народного тво­р­че­ства в виде маги­ческих игр, песнопений и плясок; из экспроприирован­ной у родовой и жре­ческой аристократии формы мистерии. Поэты пишут дифирамбы в честь Вакха – слова для про­тагониста и хора, маги­ческие игры становятся сатири­ческой хореографией с участием публики, а вот элевсинские мистерии обратились в каноны сюжетных линий, в которых согласно сообщениям актёров и хора не­зримо уча­ствуют боги, нимфы и про­чие идеа­льные сущ­ности.

В нашем Романе мы тоже обна­руживаем три главных части. Во-первых, это «роман в романе», исполнен­ный в канони­ческой форме драмы. Вторая часть – сатири­ческие представ­ления на улицах и в театрах Москвы с актив­ным народным участием. И третья часть – ми­сти­ческое участие богов или демо­нов в судьбах героев, включая споры по этому поводу. Обычно эта сторона драмы скрыта от зрителя, но Булгаков и здесь выступает разо­блачителем, про­водником в потусторон­ний мир небесных сил, находящийся рядом с нами, на той же улице, в соседней квартире.