Читаем Год быка--MMIX полностью

Однако светлый образ Гретхен вряд ли связан с винов­ни­цей Варфоло­ме­евской ночи. Напомню, что при разборе пьесы «Тень», а также «Войны и мира»[2] мы нашли правило толко­ва­ния женских иде­а­льных образов как городов или стран. Есть подозрение, что для вели­ко­го немецкого поэта из всей эпохи Про­свещения ближе к сер­дцу события Трид­цатилетней войны, опустошив­шей физи­чески и на­дломив­шей духовно прежнюю христианскую Германию. Это и была та самая «Валь­пу­ргиева ночь», расплата за свободу от средневековых моральных ограни­чений и стрем­ле­ние к ов­ла­дению мате­ри­а­ль­ными благами. Соло­мен­ная вдова Марта, втянув­шая в смуту кроткую Гре­т­хен, по­хожа на Гол­ландию, став­шую при живом испанском «муже» республикой и прибе­жищем еретиков-мате­риалистов.

Наконец, «Сон в Вальпургиеву ночь» - краткий период затишья пере­д началом про­мыш­лен­ной революции. И опять же поворотным событием начала XVIII века стала Полтавская битва 1709 года, обеспечив­шая выход Рос­сии к Балтийскому морю и формиро­вание общего экономи­ческого про­стран­ства от Британских морей до Ураль­ских гор. Про­мыш­лен­ная революция в Англии опиралась, прежде всего, на резкий рост про­извод­ства на ураль­ских заводах и экспорта из Рос­сии дешевого чугуна.

И вот с автором такого эпи­ческого полотна четырёх­сотлетней истории Науки взялся соревно­ваться наш Михаил Афанасьевич Булгаков за неимением иных достойных соперников.

<p>Что в имени?</p>

Надеюсь, никто не станет спорить с тем, что «мастер» является первым ключевым словом в по­исках ответа на вопрос «Так кто же ты?». И вообще самым первым словом в Романе. Так что нужно понять, что это слово означает, и ещё уз­нать, кого обозначает. Вопрос этот насто­лько серьёзен, что нужно сделать неско­лько предвари­тельных замечаний, каса­ющихся не то­лько образа мастера. Во-первых, нужно приз­нать, что все образы в Романе – как людей, так и домов, квартир, театров и про­чих заве­дений – являются собира­тельными, обобщён­ными, навеян­ными жизнен­ными впечат­лениями Автора и отчасти заим­ствован­ными у других авторов.

Во-вторых, Булгаков наделяет многих героев, не то­лько мастера, своими чертами и жиз­не­н­ным опытом. Мастеру досталось чуть больше, но и в образах Воланда, Бездомного, Берлиоза, Беге­мота, Коровьева, Левия Матвея и других соучастников создания сюжета обяза­те­льно при­су­т­ст­вует Автор. А как же иначе? Ведь имен­но это и называ­ется искус­ством ирони­ческого пере­воп­лощения для худо­же­ствен­ного ис­следо­вания истори­ческих образов и фило­софских идей. Истори­че­ское явление или фи­ло­софская идея становятся духом, обрета­ющим плоть и кровь на страницах книги. Но прежде, чем они заживут своей жизнью в виртуа­льном про­стран­стве Романа, Автор совершает магиче­ский ритуал пе­ре­воплощения в героев. В иных случаях такое же пере­воплощение совершают любимые и друзья, об­разы которых живут в душе Автора.

Не будем забы­вать, что идеальные образы великих романов живут в ином времени и про­стран­стве. Точнее, они являются живыми сим­волами, соединяющими наш обыден­ный мир с трансцен­дент­ным миром идеа­льных сущ­ностей, духов. И разо­б­раться в том, кто из этих духов ангел, а кто демон, не так-то про­сто. Об этом раз­ли­чении духов, кстати, у апостола Павла доста­точно много сказано. И соб­ствен­но, то­лько поэтому и воз­ник заглавный вопрос нашего Романа.

Жизненные впечат­ления, черты, моменты биографии многих про­образов складыва­ются в обоб­щён­ный образ. Но не сразу, а постепен­но, в дово­льно мучи­те­льном про­цес­се сопере­жи­вания Автора своим героям и приста­льного интуитив­ного вгляды­вания за непроницаемую для про­стых смертных завесу, отделяющую лич­ность от кол­лектив­ной памяти. Взяв­шись за дерзкую задачу написать роман о жизни духов, Автор как бы про­воцирует, побуждает своих неви­димых, но могуще­ствен­ных героев на вмеша­тель­ство в твор­ческий про­цесс. Их отно­шение отзыва­ется автору твор­ческими муками или же блажен­ной эйфорией угады­вания, совпа­дения найден­ного художе­ствен­ного образа с идеа­льным. А это совпа­дение – главный источник духовной энергии для Автора, без которой он про­сто угаснет.

Этот механизм сотворче­ства между лич­ностью автора и идеа­льными сущ­но­стями кол­лектив­ной памяти составляет тот «автономный твор­ческий комп­лекс», о котором писал доктор Юнг. Этот твор­ческий комплекс живёт своей автономной жизнью, потому что лич­ность автора может то­лько влиять, но не владеть сюжетом и героями книг. Можно вспомнить клас­си­ческий пример, когда Лев Толстой удивлённо сооб­щил жене о том, что героиня «Воскресения» вдруг отказала Нехлюдову.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология