Год быка--MMIX

Для движения вперёд и спасения оста­льных доста­точно и двенад­цати первых христиан. Но чтобы стать рядом с Учителем, не рабом и не вечным учеником, а его другом, нужно обличить и раз­рушить Иуду в самом себе. Так же как Булгаков обличил Левия, чтобы не быть им. Так же как сам Иуда с помощью Учителя убил в себе образ «предателя Иуды».

Интересно, конечно, что стало с реа­льным Иудой? Ведь для Мистерии и для мифа нет необ­ходимости уми­рать, а только исчезнуть. Доста­точно было сообщения о смерти, сделан­ного Пилатом. На этот вопрос сможет дать ответ то­лько тот фантасти­ческий историк, воплощение мастера. Хотя финал Евангелия от Иоан­на наводит на какие-то мысли, но они уже не имеют отно­шения к Роману.

Наверное, кому-то покажется, что мы слишком удалились от обсуж­дения Романа и пере­шли к богословию. Но это сам Булгаков провёл парал­лель Иуды и Алоизия, наз­вал того дру­гом мастера и подтолкнул нас к вопросу о любимом ученике. Это Булгаков вложил в уста Иешуа и Пилата двойное предви­дение смерти Иуды. Может быть, нужно было уйти от этих вопросов, оставить их на усмотре­ние церковных схоластов? Но тогда мы не узнали бы о подлин­ной роли Иуды в Мис­те­рии рож­дения христиан­ства, и о необ­ходимости тёмной, раз­руши­те­льной, сатанинской сто­роны этой Мистерии.

Напомню ответ Воланда Левию в 29 главе: «Не будешь ли ты так добр подумать над вопро­сом: что бы делало твое добро, если бы не суще­ствовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли тени? Ведь тени получа­ются от предметов и людей. Вот тень от моей шпаги. Но бывают тени от деревьев и от живых суще­ств. Не хочешь ли ты обод­рать весь земной шар, снеся с него про­чь все деревья и все живое из-за твоей фантазии наслаждаться голым светом? Ты глуп».

Раз­ве нежелание призна­ть необ­ходимость теневой стороны Мистерии рож­дения христиан­ства не столь же глупо? Да, тогда придётся приз­нать роль сатаны – духа раз­ру­шения, попытаться по­нять революцион­ную природу этого духа и его боже­ствен­ный источник. Ответить, наконец, на вопрос: «Так кто же ты?». А есть и другие интересные вопросы в Романе, до которых ещё нужно доко­пать­ся. Например, почему мастер заслужил покой, а не свет? Раз­ве сможем мы на него ответить, уклонив­шись от рас­смотрения вопроса о тени? В том числе на примере Иуды как вечной тени Иисуса.

Ну вот, пожалуй, теперь можно закрыть ершалаимские главы, и с добытыми в них смыслами по-новому взглянуть на москов­скую часть Романа. Добро пожало­вать снова на Патри­аршие!

О временах

Итак, мы, похоже, обна­ружили и даже частично раз­гадали две загадки, спрятан­ных под блестя­щей поверх­ностью условного истори­ческого романа. При взгляде с авторской позиции, сквозь крис­талл «романа в романе» этот тайник оказался совсем про­зрачным.

В чистой воде мы обна­ружили два сокровища. Первое открытие – «евангелие от Воланда» не подменяет и не отрицает канони­ческие евангелия, а дополняет их, рас­крывая необ­ходимую теневую часть Мистерии рож­дения христиан­ства. Поэтому в этой сатанинской, раз­руши­те­льной части Еван­ге­лия суду и рас­праве над Иудой уделяется не меньше внимания, чем суду и казни Иешуа. Второе отк­рытие: сюжет «романа в романе» имеет ещё один смысловой слой – идею повторения Страстей Хри­стовых в истори­ческом сюжете ХХ века, связан­ном с судьбой Рос­сии и рус­ского народа. Имен­но этот скрытый слой воз­дей­ствует на совре­мен­ного читателя как эстетика мистерии.

Но может быть это мы такие умные, а сам Булгаков не понимал, что ему ­диктовал твор­че­ский дух из глубин кол­лектив­ного бес­созна­те­льного? Чтобы не было сомнений, Автор рас­ставил в те­ксте доста­точно ясные знаки. Например, такой: «двое легионеров ввели и пос­тавили пере­д креслом про­ку­ратора человека лет двад­цати семи». Самая ран­няя дата, к которой все ис­следо­ватели относят казнь Иисуса, – это 29 год. Если учесть ещё привязку рож­дения Иисуса к смерти Ирода Великого в 4 г. до н.э., то число 27 выглядит нелепо. Некоторые ком­ментаторы на этом осно­вании утверждают даже, что Иешуа – не Иисус, никакого Иисуса не было, а М.А.Булгаков вообще солидарен с М.А.Берлиозом. Боюсь то­лько, что это ирони­ческая ловушка Автора, позволя­ю­щая кое-кому задеклариро­вать ненуж­ность такого излише­ства, как голова.