Миновав пустырь, тропинка изогнулась почти под прямым углом, нырнула в проем между дровяным сараем и забором, опять выгнулась и через канаву выскочила на дорогу, которая вела к стоящей рядом с железной дорогой каменной церквушке. Максим встал на стоящий возле дороги валун. Где же этот проулок? Да вот же он. Собственно это была аллея, которой когда-то гордились хозяева огромного хутора. Обсаженная рядами стройных елей с величественными кронами она была словно выхвачена из какой-то старинной сказки о трудолюбивых лесных гномах. Теперь деревья порядком проредили, оставив вместо стволов разновысокие пеньки. Аллея поросла травой, на которой, правда виднелся след от колес изредка проезжавшей телеги. С каждым шагом все сильнее чувствовался легкий прохладный ветерок, сквозивший из видневшегося леса. Проулок упирался в небольшую бурливую речушку за которой было рукой подать до леса. В несколько шагов преодолев крутой мостик из потемневших от времени толстых досок Родин оказался на другом берегу. До искомого дома осталось всего ничего: пересечь небольшой лужок и подойти к калитке. Сюда уже свободно проникали смолистые лесные ароматы, а невысокие молоденькие елочки были столь прелестны, что напоминали театральную декорацию. Все бы славно, но если идти напрямки, то надо миновать пасшегося бычка. Годовалый здоровяк уже заприметил Родина и неодобрительно посматривал в его сторону. Это был настоящий вызов. Смутные желания до сих пор сокрытые в глубине подсознания внезапно пробудились. Так и подмывало попробовать свои силы и укоротить нахального соперника. Чем он хуже всяких там тореадоров. Родин внимательно осмотрелся. Уверенность в собственном одиночестве как ничто нуждается в подтверждении. Где только не прячутся любопытные глаза изредка усиленные достижениями оптики. Вокруг царило полное безлюдье - конечно не такое идеальное место для фантазий как глухомань, но кто обещал, что будет просто. Воображение нарисовало идеальный круг арены, на котором вот-вот должна начаться коррида. Мысленно Максим оказался на арене огромного каменного циркуса, где гладиаторы бились с дикими животными. Торжественно зазвучали неслышимые другим мощные трубы. Словно бесстрашный новильеро, Максим испытывал настоящий душевный подъем, понятный лишь любителям прыснуть добрую дозу адреналина в кровь. К счастью, настоящей зависимости от гормона надпочечников у Родина не было, но желание пощекотать нервы нежданным приключением пересилило здравый смысл. Обычно в такие моменты он мысленно сравнивал себя с безбашенным викингом отправившимся в отчаянно опасное путешествие в поисках достойной его добычи. Конечно, с последующим воспеванием сумрачного величия этого беспримерного подвига в веках. Теперь он вообразил себя тореро. Конечно, не настоящим убийцей быков. Убивать теленка он не собирается, тем более, что это могло вовсе не понравиться недалеким селянам, лишенным творческой жилки и слыхом не слышавших об искусстве поражать шпагой разъяренных быков. Таким образом, сделав скидку на слабое знание обычаев выходцев с Иберийского полуострова, Максим решил просто поиграть с бычком. Да и ему страсть как захотелось попробовать увернуться от атакующего зверя. Словно изысканный матадор, Родин сорвал с себя яркую рубаху, оставшись по пояс голым. Нанизав рубашку на вовремя подвернувшийся под руку сучок, Родин смело приблизился к опешившему от столь явной наглости животному.
Теперь Максим тряс куском материи, раззадоривая молодого бугая. Он сейчас покажет этой тупой горе мышц, на что способен вооруженный знаниями разум. Это Родин так льстил себе. В этот миг назвать его разумным смог бы только ну очень снисходительный человек.
Молоденький бычок почувствовал, что ему брошен вызов. Стерпеть подобные вольности не позволял его буйный характер. Он забил копытом, наклонил голову, и обиженно замычал. Родин еще и сейчас мог уйти. Куда там. Максим словно обезьяна скорчил гримасу и зачем-то показал язык. Такое теленок стерпеть уже не смог. Бычок, находящийся примерно на одном интеллектуальном уровне с нынешним Максимом, выставив вперед острые шипы костных выростов, с ревом ринулся на кривляющегося, словно паяц, врага. Рога прошли под мулетой, лишь скользнув по ткани.
Действо развивалось словно на арене португальской торады. Впечатление портили лишь скромные размеры бычка, да довольная улыбка самозваного матадора. Смех, да только рога и копыта у бычка были самые что ни на есть настоящие, а не те некондиционные которые доставили Остапу в его Черноморскую контору. И этими костными отростками зверь мог набедокурить не по-детски. Эти, надо признаться, в большей степени неуклюжие с точки зрения знатоков уходы Максима с линии атаки разнообразило его весьма далекое от идеала завывание. Ах, как бы расстроился Бизе, услышав подобную интерпретацию собственной оперы. Впрочем совершенно не переживая о мучениях автора, Максим продолжал выводить нестерпимые привередливому уху рулады, делая незначительные, но противные уху создателя помарки.
Тореадор, смелее!
Тореадор! Тореадор!